Валерий Попов - Жизнь в эпоху перемен (1917–2017)

— Ну-ну!

Потом Селим этот не раз меня выручал в трудных ситуациях. Хитрый был мужик. Одно плохо — очень выпить любил. При Коране им это запрещалось — а теперь вроде как… Но работу не пропускал, обязательно появлялся. Но я уже вижу… Улыбается блаженно и произносит на смеси русского с татарским: «Мен пьян болады»! (Я пьян сейчас.)

И получился на моем поле замечательный результат, особенно на двух делянках — № 176 и № 430. Урожайность — в два раза больше прежних урожаев проса! Я их уже выделил как отдельные сорта, и начались сортоиспытания по множеству критериев — урожайность, неполегаемость, стойкость к болезням и многое другое. И вот, наконец, Государственная комиссия утвердила два моих новых высокоурожайных сорта проса: «Казанское 176», «Казанское 430».

…Потом отец рассказывал мне, что всего делянок проса, отличающихся друг от друга цветом зерна и урожайностью, было около тысячи (отсюда и номера сорта — 176, 430).

Теперь я думаю: а если бы не революция — было бы у отца такое поле, и вообще — уехал бы он из Березовки? А тут Госкомиссия утвердила два его высокоурожайных сорта! И как раз началась война.

Отец рассказывал: — И вдруг оказалось, что мое просо внесено в Список государственных ресурсов — именно мое 176-е выбрано для питания армии. Об этом мне с важным видом Косушкин объявил.

— Но как же я с этим справлюсь, — я испугался, — у меня поле крохотное и зерен мало — а мне всю армию надо кашей кормить!

Косушкин сказал надменно:

— А это уж ты должен нам сказать, как!

А мне, и многим моим коллегам уже повестки пришли: явиться в военкомат в Казань. Простился я с Алевтиной, с сыном Валериком, который мало еще что соображал — двух лет ему не было — запомнит ли меня? И Алевтина в положении была. Если дочь родится, как мы мечтали… вообще не увидит меня, если не вернусь!

И поехали — все, кого призвали, на грузовике с песнями. Военкомат битком уже, от школьников до стариков. Наконец пришла наша очередь. Заходят друзья по одному.

Выходит Алексей Кротов:

— Надо же, в кавалерию определили меня. Во пруха! Не пешком ходить. Просись ко мне!

Уж не буду здесь сейчас писать, чем его пруха обернулась…

Вызывают меня. Военком нашел бумагу, и вдруг брови его как-то поднялись.

— А тебе, Георгий Попов, особое задание! Поезжай обратно на свою сельхозстанцию. Твоя задача — бойцов кашей кормить!

Ошарашенный, приехал на автобусе назад. Грузовик наш сразу уехал — не рассчитывали никого обратно везти. Добрался на автобусе, иду по станции — и как-то пусто вокруг, никого… С кем же, я думаю, буду государственное задание выполнять?

Вошел в нашу комнату — Алевтина испугалась.

— Что еще стряслось?

Только Валерка меня радостно приветствовал!

И начались странствия мои! Уже не помню, сколько я мест объехал, по всей стране, в скольких совхозах, колхозах, селекционных станциях высевал я мое просо, контролировал сев, создавал условия, потом убирал, молотил, взвешивал — не упала ли урожайность? Условия самые разные были — но везде мое просо давало хорошую урожайность, и я был очень этим горд: с пшенной кашей не будет в армии перебоев!

В тылу тоже было нелегко. Помню, как я сеял просо в одном колхозе, кажется, в Вятской области. Урожай собрал поздно, там просо вызревало медленнее. Когда я добрался до маленький станции, где должен был сесть на поезд до Казани, пошел снег, началась пурга. Вокзал был забит народом, говорили, что расписание не соблюдается, поезда ходят нерегулярно и сесть на них практически невозможно, они уже переполнены. Билетов в кассе не было. Но я должен был ехать! Зимой наша семья жила не на селекстанции, а в Казани (нам досталась квартира академика Мосолова, уехавшего в Москву). Я знал, что с едой в Казани плохо, и вез в рюкзаке десять кило проса, чтобы подкормить семью кашей.

И вот пришел, наконец, нужный мне поезд — заснеженный, заледенелый и словно мертвый: окна были замерзшие. Двери не открывались, никто на нашей станции не выходил и попасть в поезд было невозможно. Тогда я, решившись, ухватился за железные поручни и ехал снаружи, стоя на крохотном выступе. И так я стоял всю ночь, превратился в сосульку, да еще рюкзак оброс снегом и льдом, тянул назад, была только одна мысль: не разжать ладони. На рассвете мы стали приближаться к Казани, въезжали на длинный железнодорожный мост через Волгу, и я уже хотел вздохнуть с облегчением — но тут вдруг приоткрылась дверь на площадку, и какой-то мужик высунул лом и стал им бить в меня. Не знаю, кто это был? Какой-то бандит? Но теперь думаю, что это был просто проводник, которому могло влететь за то, что кто-то доехал на его вагоне бесплатно, и он таким способом избавлялся от неприятностей. Левой рукой я пытался сбить удары в сторону, правой из последних сил держался за поручень. Потом мне даже удалось ухватить лом, отнять его и отбросить. Помню, как лом падал в высоты в Волгу, звякая о конструкции моста. Как только появилась казанская платформа, я спрыгнул и пошел, не став даже разбираться с тем «фехтовальщиком»… Зато приехал домой и накормил горячей кашей своих!

На следующее лето уже по всей стране сеяли мое просо без меня (но по моей методике, которую я опубликовал в журнале «Селекция и семеноводство». А я работал на станции, изучая изменения в моем просе, ходил по полям, фиксировал все стадии произрастания, записывал… Вырисовывался, как мне казалось, интересный материал для докторской диссертации, и вдруг, как раз когда пришла пора собирать урожай, на станцию поступил приказ: всех мужчин без исключения направить за Волгу на рытье окопов. Враг уже был у Сталинграда. Пришлось ехать и мне, бросить опыты, хотя я был уже заместителем директора станции по научной части.

Сбор был в Казани — наших немного, но меня радовало, что рядом оказался Селим, у которого обнаружили плоскостопие и в армию не взяли. Были среди нас и женщины. Всех разбили на сотни, меня назначили командиром сотни — сотником. Своим заместителем я поставил Селима, потому что было много татар и некоторые даже не говорили по-русски.

Нас посадили в грузовики и отвезли за Волгу, в голую степь, и там выгрузили.

Военный инженер Маркелов достал из сумки и показал мне чертежи укреплений.

— Вот это будете строить.

— А где жить?

— Стройте! — говорит Маркелов. — Стройте быстрее блиндажи, долговременные огневые точки — и будет у вас крыша над головой. А пока еще тепло — в поле поживете!

Оставил нам мешок картошки, несколько буханок, котел, ящик с ломами, лопатами и другим инструментом, и штабель досок.

— За водой будете на Волгу ходить! — и укатил на грузовике инструктировать другую сотню.