Виталий Гладкий - Колыбель богов

Элланодик пробормотал молитву, полагающуюся в таких случаях, несильно ударил каждого бойца прутом по спине — дабы они не сильно увлекались, превращая кулачный бой в драку, и чтобы не забывали о правилах, а также о том, что за ними наблюдает строгий придирчивый судья.

Афинянина звали Бут, что означало «коровий пастух». «Похоже, — мельком подумал юноша, — Бута присмотрели, когда он пас коровье стадо в горах». Как Даро и ожидал, он сразу бросился в атаку, при этом совсем пренебрегая защитой. «Разве можно сравнивать меня, зрелого мужчину и лучшего кулачного бойца Ахиявы, с каким-то неизвестным юнцом, которого выставили на финальный бой лишь для того, чтобы он состоялся? — самонадеянно думал ахеец. — Кефтиу всегда отличались хитростью, им явно не хотелось отдавать первый приз чужаку. Но на что они надеются? Я уже победил трёх очень сильных бойцов. А уж для этого младенца хватит одного доброго удара».

Даро не дал Буту сблизиться. Он встретил его молниеносным прямым ударом в челюсть и тут же отскочил на безопасное расстояние. Удар ошеломил афинянина. Он помотал головой, чтобы выгнать из неё гудевших там шмелей, и наконец присмотрелся к своему сопернику более пристально.

То, что он узрел, очень ему не понравилось. Конечно, юноша был ниже его ростом, не так массивен, но его широкая мускулистая грудь, хорошо растянутые мышцы рук и сухие стройные ноги подсказали Буту, что перед ним великолепный боец, обладающий превосходными данными для кулачного боя. А уж удар у него был поставлен выше всяких похвал. Тем не менее это открытие не потушило пыл ахейца. Как лев, коротко рыкнув сквозь стиснутые зубы, в которых была зажата подушечка, смягчающая удары, Бут снова ринулся вперёд, надеясь задавить противника своей массой. Но его зубодробительный удар попал в пустоту. Бут едва не грохнулся на каменные плиты двора, что было бы весьма печально, и по инерции ему пришлось пробежать вперёд. Уже разворачиваясь, он интуитивно почувствовал, что кулак кефтиу летит ему в голову, но ни защититься, ни уклониться афинянин уже не успевал.

Удар Даро был страшным по силе. Он пришёлся Буту в висок. Афинянин и так был неустойчив, потому как потерял равновесие после неудачной атаки. А тут ещё удар у Даро получился просто блестящим. Поэтому Бут не просто опустился на одно колено, как это часто бывает во время поединков, когда кто-нибудь из бойцов требует спасительного отдыха, а улетел до самого ограждения, где и затих в беспамятстве.

И минос, и все Высшие, и другие зрители глазам своим не поверили. Никто даже не предполагал, что юный боец-кефтиу может такое сотворить. Продержаться какое-то время против гиганта-афинянина, чтобы поддержать честь кулачных бойцов Крита, — это да, вполне возможно. Но чтобы смахнуть его одним ударом, как муху со стола... Это было немыслимо, невероятно!

Но факт был налицо — иноземный кулачный боец по-прежнему нюхал плиты внутреннего двора Лабиринта, с ним возились элланодик, жрец-лекарь и два ахейца из свиты афинского посла, а юный кефтиу подошёл к той стороне, где сидел минос с правительницей, прижал кулаки, обмотанные ремнями к груди, и низко им поклонился. Только тогда зрители взревели, словно стадо диких быков, когда их ловят сетями. Казалось, что ещё немного и стены домов, окружавших арену, обрушатся.

Бледный, как полотно, и напряжённый, словно струна лиры, Леокрит, который стоял всё это время в дверях подсобного помещения, где атлетов готовили к боям, почувствовав слабость в ногах, присел на дифр, заботливо подставленный Отово. Тот удар, который на его глазах исполнил Даро, был в высшей степени превосходным. «Любимец богов...» — прошептал восхищенный Леокрит, не сводя глаз со своего ученика. Он точно знал, что не учил Даро такому хитрому приёму. Юноша проделал едва не танцевальную фигуру — точно такую, как во время схватки с быком, когда животное пропускают мимо, а сам атлет находится в опасной близости от его рогов. Для этого трюка требуется не только запредельная смелость, но и отменная реакция. Ахеец допустил грубейшую ошибку, уподобившись быку. Он понадеялся на свои внушительные физические данные, но при этом позабыл, как развлекаются юноши Крита. Таврос пострашнее любого кулачного бойца...

Леокрит в изумлении покачал головой. У каждого учителя всегда был в запасе какой-то свой, особый приём, которым он мог победить ученика. Это считалось законом среди наставников кулачных бойцов. Но юный Даро продемонстрировал ему нечто совсем уж запредельное. Его фокус не был известен даже Леокриту, который неоднократно побеждал в кулачных боях у себя на родине. По этой причине прославленного бойца минос и пригласил учить юных кефтиу кулачному бою. Конечно же, наставник не мог знать, что кибернетос Акару, дед Даро, был в молодости одним из лучших кулачных бойцов Крита. Он и научил своего внука нескольким приёмам кулачного боя, которые считались среди наставников секретными.

А зрители между тем продолжали буйствовать. Они узнали, как зовут юного победителя, и его имя, повторенное многократно и громогласно, вместе с эхом поднялось ввысь и полетело к горам, синеющим на горизонте, и к морю, тающему в полуденном мареве.

Получив приз за победу в пигмахии — драгоценный лавровый венок и великолепный ксифос с золотой рукоятью, Даро снова занял своё место позади миноса, который начал проявлять к нему повышенные знаки внимания, что не понравилось многим сановникам. Юноша замечал на себе недобрые и завистливые взгляды, но ему было не до придворных интриг. Его глаза были прикованы к Атенаис. Она тоже смотрела на него, и только на него, словно её совершенно не интересовало то, что происходило во внутреннем дворе, превратившемся в арену для состязаний и священных игр.

Казалось, их соединила невидимая нить — как нить Ариадны. Только у Тесея, который спускался в тёмное и страшное подземелье, чтобы сразиться с Минотавром, она была единственной надеждой выбраться из лабиринта и могла оборваться в любой момент, а Даро и Атенаис соединяла нить любви, которая гораздо крепче всех других нитей на всём белом свете.

Но вот повелитель Крита поднялся и взял в руки обеими руками огромный ритон из чёрного стеатита. Он был выполнен в форме головы быка, рога которого сделали из золота, а глаза и губы — из белого оникса. С видимым усилием подняв ритон повыше, Аройо выплеснул из него вино, которое окрасило в красный цвет плиты внутреннего двора Лабиринта. Возлияние могучему богу Посейдону Энесидаону, Колебателю Земли, было совершено, что означало начало таврокатапсии — священных игр с быком, которые имели для всех кефтиу жизненно важное значение.