Стейн Угельвик Ларсен - Кровавая бойня в Карелии. Гибель Лыжного егерского батальона 25-27 июня 1944 года

Тем временем была установлена не очень хорошая, но все-таки связь с Капролатом по полевому телефону. Я говорил лично с унтерштурмфюрером Стееном, который сообщил, что у него один человек погиб и шестеро ранены. В остальном он оценивал ситуацию как обнадеживающую.

Начиная с 5–6 утра на позициях Хассельман и особенно на Капролате была слышна стрельба с беспокоящим артогнем в промежутках.

Около 15 часов после артиллерийской подготовки началось первое наступление на позиции Капролат и Хассельман одновременно. После довольно сильной перестрелки Хассельман подвергся минометному и артиллерийскому обстрелу. Артиллерия била как прямой наводкой, так и по площадям (вслепую), сначала с востока, а потом и с запада. С западной стороны наступление не удалось, но на востоке противнику удалось сделать два небольших прорыва с обоих флангов, там, где ручные пулеметы фланговым огнем должны были держать под обстрелом широкую заминированную вырубку. Поскольку везде валялись деревья, противнику удалось перейти лесосеку почти незамеченным, особенно с правой стороны. С левой стороны противника дважды отбрасывали, но в конце концов он прорвался, после того как мы потеряли командира взвода, пулеметный бункер с тремя бойцами и еще несколько человек вследствие артобстрела прямой наводкой с Капролата. С правой стороны командир взвода и его резерв были ранены и выведены из строя уже при первой атаке. Здесь русские сразу же прорвались, но нам удалось их остановить и с помощью контрудара оттеснить назад. Однако на небольшом лесном участке на правой сопке остановить противника не получилось.

Вначале я сам руководил контрударом, но когда мы уже не могли продвигаться дальше и я понял по доносившимся звукам боя слева, что там также не все в порядке, я передал руководство обершарфюреру, а сам направился туда, чтобы получить представление о ситуации. Я обнаружил, что в месте прорыва образовался открытый участок протяженностью около 150 метров. Тогда я направил туда командира взвода из моей роты с группой бойцов из санитаров-носильщиков и связных с приказом закрыть брешь. Затем я задействовал свои резервы, чтобы прежде всего отбросить русских на правом фланге. В это же время я понял, что связь с местом прорыва с левой стороны опять исчезла. Я приказал сержанту, командовавшему резервом, начать контратаку, а сам направился на левый фланг, чтобы помочь стабилизировать там обстановку. По дороге оказалось, что русские опять прорвались, и меня обстреляли с обеих сторон, пока я шел назад через позицию. Но еще до того, как я вернул командира взвода на указанную ему позицию, остатки бойцов, оборонявших отдельные участки основной линии обороны (по обе стороны прохода через минное поле), отошли назад к минометному бункеру. Здесь я остановил отступавших, быстро распределил их по участкам, поручив командование над ними младшему командному составу.

Тем временем штандартенюнкер (возможно, Сигурд Стенсвог), который должен был осуществить контрудар на правом фланге, и несколько его бойцов были ранены. А поскольку нельзя было воспользоваться оставленной основной линией обороны, я решил отказаться от дальнейших контратак. Вскоре после этого наша артиллерия ударила так близко от нас, что снаряды попали в наши траншеи и трое или четверо бойцов были ранены. Они отошли назад на 50–100 метров, прежде чем я подошел и смог помешать этому. Поскольку противник прорвался в нескольких местах, основная линия обороны проходила сейчас вдоль лесной вырубки, идущей с восточного края северной высоты на юг или юго-восток. Здесь ситуация стабилизировалась и удалось отбить несколько слабых атак врага в вечерние часы. Отсюда было слышно, как несколько раз подавался сигнал к атаке. Противник несколько раз безрезультатно пытался пересечь вырубку. Через связных был дан приказ занять правое крыло высоты. Здесь царил боевой дух и настрой был лучше, очевидно, потому что удавалось сдерживать атаки противника почти без потерь.

Во второй половине дня сюда пришли восемь бойцов, пробившихся с Капролата (это приблизительная цифра) [нам известны имена семерых бойцов: Керн, Йерде, Дрейерстад, Кофоед, Братли, Рёдбю и Бёрстинг]. Вечером мы получили подтверждение того, что основная линия обороны восстановлена. Артиллерийская батарея была проинформирована о том, где проходит наша линия обороны, и оттуда велся беспокоящий артиллерийский огонь по обеим сторонам от наших позиций. Унтерштурмфюрер СС Валстрём принял командование северным отрезком с полевым командным пунктом на самой высокой точке, штандартенюнкер Ядар – западным, а оберюнкер с Капролата – восточным участком. Что касается меня, то я сохранил за собой командный пункт около старого ротного командного пункта, где были развернуты радиостанции.

В это время унтер-офицер санитарной службы доложил, что к нам поступило более 30 раненых. Количество убитых и не доставленных к нам раненых установить было невозможно; по всей вероятности, оно составляло от 10 до 20 человек. В это время закончились перевязочные средства. Мы начали сжигать секретные документы и списки роты и готовились взорвать ручными гранатами радиостанции и полевую кухню. Однако я не смог проверить, было ли это сделано, поскольку потом все происходило очень быстро.

Вечером над нашей позицией пролетел один из наших самолетов-разведчиков, а позднее – истребители противника. Все наши позиции подверглись обстрелу русских войск, и стало ясно, что вся территория между озером Капанец, озером Сердце и Сапожным озером и до линии южнее позиции Биркхан («Тетерев») оккупирована врагом, причем достаточно плотно. Огонь был слабым только вблизи нашей позиции.

Несмотря на усиленную работу боевого охранения, мы не заметили, чтобы противник готовился к новому штурму. Поэтому новая атака с очень сильным обстрелом между полуночью и часом ночи стала для нас полной неожиданностью. В этот момент я находился в окопе около старой огневой позиции нашей роты, где я разместил также наши резервы и связистов. Когда начался штурм, я как раз собирался вместе с унтерштурмфюрером Валстрёмом подсчитать потери и составить план дальнейшей обороны.

Через несколько минут начался заградительный огонь нашей артиллерии, и снаряды ложились довольно точно по линии огня противника к западу. Я оставался еще некоторое время в окопе, чтобы понять, где будет центр тяжести. Сигнал боевой тревоги свидетельствовал о том, что противник, очевидно, проник на наши позиции на юго-западном участке. Я снял резервы с западного склона, когда крупные силы противника начали подниматься по крутому обрыву. Поняв, что наши резервы не выдержат, я приказал им как можно прочнее закрепиться в образовавшихся от артобстрела воронках.