Зиновий Шейнис - Солдаты революции. Десять портретов

Миланова и Зарецкая имели «своих» шпиков. Те не надоедали им, следовали на почтительном расстоянии. Женщины впервые попали в Копенгаген, не знали города. Миланова как-то подозвала шпика и сказала ему:

— Чем следовать за нами без дела, лучше покажите город.

Тот охотно согласился, водил своих «подопечных» по Копенгагену. Когда вернулись к гостинице — отстал.

Литвинов не заявлял протеста по поводу усиленной слежки. Но полицей-президент сам приехал к советскому дипломату, извинился, стал уверять, что его сотрудники, мол, отнюдь не следят за Литвиновым, а... охраняют его от белогвардейцев.

Пребывание Литвинова в Копенгагене вызвало большие отклики в прессе. Датские газеты печатали разные небылицы, явно инспирируемые из Лондона, распускали дикие слухи о положении в Советской России. В ресторан при гостинице, где бывал Литвинов и его сотрудницы, зачастили посетители, которые лорнировали советских женщин, о чем-то оживленно переговаривались. К официанту, обслуживавшему соседние столики, то и дело подходили какие-то люди, и тот, указывая на русских, охотно пояснял:

— Да, да, это и есть две национализированные женщины...

Официант на этом подрабатывал. Миланова решила проучить его: в очередные «смотрины» публично отчитала его. Притом на хорошем датском языке. «Экскурсии» прекратились.

А в недрах датского общества уже зрели симпатии к Советской России. Под влиянием Октябрьской революции в стране все громче заявляла о своей деятельности Социалистическая рабочая партия Дании. Один из ее представителей особенно настойчиво искал встречи с Литвиновым. Этим человеком был не кто иной, как... Мартин Андерсен Нексе.

Еще 27 ноября 1919 года датская газета «Политике» сообщила, что большевистский дипломат и политический деятель Максим Литвинов прибыл в Данию вести переговоры о возобновлении нормальных дипломатических отношений. Передавали, как утверждала газета, что Мартин Андерсен Нексе напрасно прождал несколько часов в ожидании приема у Литвинова. Но от Мартина Андерсена Нексе не так легко отделаться, отметила газета. Он вернулся к себе домой в Эспергерде и написал следующее письмо, которое приводится по сохранившемуся рукописному черновику:

«Гриет Эспергерде, четверг,

27 ноября 1919 года. Дорогой и многоуважаемый господин Литвинов!

Я был вчера после обеда между 3 и 4 часами у Вас в Туристотеле, чтобы приветствовать Вас, но мне сказали, что Вас нет дома. Я хочу навестить Вас по двум причинам. Во-первых, хочу от своего имени и от имени революционных датских рабочих выразить глубокое восхищение тем, что... товарищи в России совершили для всех нас... Затем я хочу предоставить свои творческие труды в распоряжение Советской России. Мне это доставит большую радость, если Советская Россия, которую я люблю, как свою подлинную родину, в своей замечательной деятельности для всего человечества сможет воспользоваться и моими какими-нибудь работами.

Если Вы найдете это возможным, то я охотно навещу Вас в любой день. В таком случае, прошу указать день и час. Если это невозможно, то прошу передать братский привет русским рабочим.

С глубоким уважением Мартин Андерсен Нексе».

Лишь через много лет стали известны подробности всей этой истории. Мартин Андерсен Нексе явился к Литвинову в тот день, когда вновь под окном гостиницы, в которой жил Литвинов, бушевала группа белогвардейцев. Литвинов сказал сотрудникам, чтобы они никого не принимали, а если к нему кто-либо явится и это будет не представитель датского министерства иностранных дел, то не принимать и сказать, что его, Литвинова, нет в отеле. А кто такой Мартин Андерсен Нексе, сотрудницы Литвинова просто не знали. Писатель отправился домой.

Через два дня Литвинов получил письмо Нексе, сразу же ответил ему, а затем состоялась их встреча в «Туристотеле». Литвинов не оставил записи об этой встрече, но рассказал о ней Милановой и Зарецкой. Известно доподлинно и следующее: в те дни Социалистическая рабочая партия Дании была признана Коммунистическим Интернационалом и реально стала существовать как член Коминтерна.

Методично и настойчиво Литвинов шел к цели, ради которой приехал в Данию: по совету Владимира Ильича он разослал во все посольства, аккредитованные в датской столице, предложения Советского правительства о мире.

В Копенгагене эти послания также старались замолчать, но теперь высылки, как это было в Стокгольме, не последовало, а слух о мирной акции Советов все же начал распространяться по стране. Первыми зашевелились представители торговых кругов...

Литвинов изучал обстановку в стране и соседних скандинавских столицах, искал контактов с промышленниками и дипломатами, собирал информацию о русских пленных. Газеты давали богатый материал. Миланова и Зарецкая помогали составлять для Москвы ежедневные обзоры прессы.

Отношения с датским министерством иностранных дел на первых порах установились корректные. Но вопрос решали не датчане, а англичане. В Копенгаген прибыл О’Греди, лейборист, член парламента, старый опытный профсоюзный босс, и 25 ноября начались переговоры.

О’Греди считался знатоком России. Вероятно, на том основании, что сразу же после Февральской революции вместе с Артуром Гендерсоном, секретарем лейбористской партии, прибыл в Петроград подбодрить Керенского и заставить истекающую кровью Россию продолжать войну.

Внешне О’Греди являл собой тип чрезвычайно добродушного человека. Выше среднего роста, необычайно полный, он был неизменно любезен, подчеркивал стремление к взаимопониманию. Только один раз скороговоркой заметил, что трудно найти общий язык со страной, которая-де уничтожила венценосную особу. Литвинов ответил, что, если ему память не изменяет, в Англии дважды катились с плахи головы венценосных особ... О’Греди переменил тему разговора, потонул в клубах сигарного дыма.

На переговорах вместе с О’Греди почти все время присутствовал маленький плюгавый человек, сотрудник Скотланд-ярда. Числился он секретарем ирландца. Никогда не улыбался.

Переговоры шли медленно, О’Греди то и дело предлагал новый вариант обмена. Англия продолжала задерживать угнанных гражданских лиц и военнопленных. Литвинов с железным терпением повторял советские требования: все военнопленные и гражданские лица должны быть освобождены и отправлены в Россию, Антанта должна снять свой запрет на отправку их из Германии.

Каждые день-два ирландец прерывал переговоры. Запрашивал инструкции из Лондона. Литвинов выжидал. Поступался мелочами, настаивал на главном: все военнопленные и гражданские лица должны быть освобождены. О’Греди торговался:

— Вы нам даете двоих, мы вам — одного.