Зиновий Шейнис - Солдаты революции. Десять портретов

Гайдамак побежал докладывать начальству. А Фроська рассказала Мирному, что бежала из Петрограда к себе на Украину, вышла замуж за начальника гайдамаков и теперь она первая дама во всей округе. Муж старше на сорок лет, да ей плевать, зато живет она как королева.

Не теряя времени, Фроська повела Мирного к себе домой и спрятала в каморку, где лежал всякий хлам. Муж не заставил себя долго ждать, примчался домой, накинулся на Фроську:

— Ты тут коммуниста отбила?

Фроська знала, как обращаться со своим муженьком:

— Да врет все твой старый дурак. С пьяных глаз брешет, а ты на жену кидаешься.

Он было не поверил, да Фроська накрыла на стол, поставила всякой снеди, графин с горилкой, в рюмку сама подливала, и тот свалился: спи, старый черт! Вечером вывела Мирного за околицу, сказала, как идти, чтобы миновать гайдамацкие посты.

Долго он блуждал по дорогам. Под напором Красной Армии белые полки откатывались на юг, оставляя на своем пути виселицы и сожженные города. Когда Мирный добрался до Харькова, там уже установилась Советская власть. В небольшом здании в центре города размещался Центральный Комитет Коммунистической партии Украины. Мирный ходил из комнаты в комнату, искал секретаря ЦК. В коридоре встретил Шульмана. Тот радостно бросился к нему на шею.

В воинском эшелоне, забравшись в теплушку, они выехали в Москву. Эшелон останавливался на каждом полустанке, не хватало дров для топки, местами был взорван путь. Через неделю в морозной дымке показалась Москва.

Белокаменная дымила «буржуйками», трубы торчали из всех окон и гляделись из всех этажей. У пустых магазинов вились очереди за хлебом и пшеном. На Курском вокзале было черным-черно от мешочников, среди них шныряли карманники, беспризорники.

В Кремль посланцы Крымского обкома добрались пешком — трамваи ходили редко, и брать их надо было штурмом. В тот же день начали выполнять порученное им дело.

10 декабря 1918 года газета «Жизнь национальностей» опубликовала сообщение:

«Приехавшая в Центр группа членов подпольного О. К. (Мирный, Шульман и др.) получила от Наркомнаца и ЦК РКП согласие на образование Крымской Советской Республики...»

Выдержка из автобиографии Мирного:

«По окончании переговоров в Москве мы отправились в Крым и прибыли туда в первый день выхода Ревкома из подполья в начале апреля 1919 года. Я был назначен редактором областного органа партии «Таврический коммунист» и одновременно вел работу с группой Субхи [10] Группа турецких коммунистов из военнопленных. , прибывшей через некоторое время в Симферополь.

Крым был нами оставлен в конце июня 1919 года. Я с частью членов обкома, Совнаркома и Яном Страуяном эвакуировались в Одессу...»

Так Семен Мирный летом 1919 года оказался снова в Одессе, чтобы оттуда направиться в Болгарию.

...Берег уходил все дальше. Мелькнули последние огоньки вражеской эскадры. Далеко на юго-западе лежала Варна. Что ждет их там, что принесет им монархическая Болгария? Революционеры во главе с Димитром Благоевым ведут там борьбу, но полиция куда сильнее, заодно с нею действует разведка стран Антанты. Конечно, русским в Болгарии легче, чем где бы то ни было: ведь меньше полустолетия прошло с тех пор, как Россия спасла эту страну от оттоманского ига, и еще многие помнят бои на Шипке, но болгарский царь приютил белых эмигрантов, а большевиков он отправляет в тюрьмы...

К утру море забелело барашками. Амвросий привстал, из-под руки оглядывая горизонт. С севера шли тучи. Лодку бросало с волны на волну.

«Море было, — записал Мирный, — особенно бурным в течение двух дней. Нас заливало водой. Хозяин лодки, пожилой старообрядец, встал, перекрестился и сказал: «Дети мои, молитесь каждый своему богу, кто как умеет».

Хозяин дубка Амвросий принадлежал к секте, обжившей юг России и румынские берега. Высоченный, с окладистой бородой и глубоко сидящими глазами на иссеченном ветром лице, он был похож на пророков, какими их рисуют на иконах.

До империалистической войны Амвросий промышлял рыбу на здоровенном баркасе, продавал улов в Одессе, сбывал перекупщикам. В конце лета, когда на бахчах Румынии дозревали арбузы, гнал шаланду в Констанцу, по дешевке скупал урожай в прибрежных деревнях и сбывал его в Одессе с выгодой.

В войну Амвросий стал зашибать большую деньгу: возил контрабанду, сбагривал дезертиров к болгарским берегам. Осенью шестнадцатого года он возвращался из Румынии с ценным грузом — вез каракулевые шкурки, спрятанные в мешках. Был старик на шаланде не один — с верным слугой Федором, сорокалетним мужиком, тоже старообрядцем, которого еще в молодые годы приставил к себе на службу. Поднялась буря, и шаланда стала тонуть. Амвросий спустил лодку, кинул туда мешки со шкурками. Хотел Федора прихватить, да места не было. Стукнул он его железным ломиком по темени, за борт скинул, перекрестил двумя перстами, как положено: «Иди, милый, с богом. Иди. Бог дал, бог и взял...»

...На четвертые сутки путешествия Мирного, Страуяна и Портнова море утихло. Дубок легко шел под парусом, переваливаясь с волны на волну. Страуян и Портнов, измученные бурей, заснули на носу лодки. Семен прикорнул на корме, подложив под голову пиджак и уткнувшись в ноги Амвросия. Старик не спал, не выпуская из рук длинный плоский шест руля; казалось, ему все нипочем, только лицо его стало еще более морщинистым и суровым.

Проснулся Семен под утро. Сильно болела шея. Пиджака под головой не было. Семен резко поднял голову и столкнулся лицом к лицу с Амвросием. Старик в упор смотрел на него, держа в руках короткий железный лом. В голове Семена молнией промелькнуло предупреждение Елены Соколовской: при выборе лодки будь осторожен, среди этих хозяйчиков всякие есть.

«Неужели Страуян и Портнов все еще не проснулись?» Страшная догадка осенила Мирного. Перехватив взгляд Семена, повернувшего голову в сторону носа лодки, старик тихо спросил:

— Куда ассигнации спрятал и золотишко?

Только теперь Семен увидел свой пиджак, лежавший на корме. Подкладка была подпорота.

— Что молчишь? — тихо спросил Амвросий. В его глазах светилась недобрая усмешка.

— Нет у меня ничего, старик.

— А тут что?

Амвросий поднял пиджак и стал обминать его у воротника.

— Рекомендательные письма везу одному фабриканту.

— Врешь. Писем что-то больно много.

Семен, не вставая и в упор глядя на Амвросия, ответил:

— Чертежи важного изобретения везу. Поглядите, если не верите.

Старик пошевелил бровями, что-то соображая.

— Продавать будешь?

— Да... На чужбину еду. Жить как-то надо.

— Много дадут?

— Постараюсь содрать...

На носу лодки зашевелились. Амвросий метнул туда взгляд, бросил Семену пиджак, прошипел: