Николай Дмитриев - В грозный час

Теперь Вавженич мог не спеша осмотреться и по возможности незаметно выяснить, кто, а главное – зачем собрал высокое панство в гетманский палац [79] Дворец. . То, что у пана гетмана тут не столько замок, сколько и в самом деле палац, Вавженич уяснил сразу. В большой внутренний двор выходило парадное, украшенное двумя каменными львами крыльцо, а над ним возвышалась открытая терраса с резным ограждением, причём выход на неё был прямо из верхнего зала палаца. На то, что там именно зал, указывали широкие окна с большими венецианскими стёклами, каких раньше Вавженичу не приходилось видеть.

По достоинству оценив гетманскую резиденцию, Велько попробовал разобраться, кто же приехал, но пока в дворовой толчее бросалось в глаза лишь тёмное одеяние католических монахов, которых здесь было заметно больше, чем при дворе князя Острожского. Их присутствие напомнило Вавженичу, что после недавней унии, объединившей Литву и Польшу в одно королевство, религиозное противостояние возросло. Велько хорошо знал, что литовские магнаты помалу становятся католиками, в то время как чернь оставалась православной, и, возможно, именно поэтому панство собралось здесь.

Однако поначалу следовало выяснить, кого собрал гетман, и Вавженич стал слоняться по двору, прислушиваясь, о чём толкуют шляхтичи. Конечно, толковали разное. Но в основном разговоры шли о том, что ежели кто оголодал, то на поварне готов целый котёл бигоса, вот только спешить не следует, потому как в обеденной зале пахолки гетмана накрывают столы. Правда, несмотря на общее предвкушение богатой трапезы, Велько уяснил главное: тут собрался цвет воеводства, а когда шляхтич попытался найти пана Ржевуцкого, то оказалось, что тот пребывает где-то в палатах гетмана.

Ожидания вскоре оправдались, и панство было приглашено на устроенное по случаю большого съезда застолье. В трапезной столы были составлены «покоем», и за них уселась добрая сотня шляхтичей. За главным столом на почётном месте восседал гетман литовский, а рядом с ним по старшинству разместились приглашённые «можновладцы» [80] Властители. . Загоновой шляхте пана Ржевуцкого довелось сидеть на дальнем конце стола, сам же Вавженич вообще очутился совсем рядом с выходом. Впрочем, его это не особо расстроило. По крайней мере, отсюда он хорошо видел, кого пригласил гетман.

Конечно, между яствами, выставленными на главный стол, и тем, чем потчевали шляхтичей, была разница, но зато выпивки имелось достаточно. А потому кубки наполнялись, звучали тосты, панство хмелело, и в трапезной становилось шумно. Однако Велько сумел расслышать донёсшийся со двора конский топот и шум. Похоже, кто-то там прискакал к палацу и, не сумев сдержать коня, сшиб пару холопов, благо сновавшей по двору челяди было предостаточно. Крики во дворе быстро утихли, и Велько забыл про них, но, когда к пану гетману подошёл шляхтич и что-то шепнул на ухо, Вавженич насторожился. Он сразу подумал: вероятно, припозднившийся гонец доставил важные вести.

Даже с дальнего конца было заметно, что за главным столом началось какое-то странное волнение, да и все остальные шляхтичи, сидевшие в трапезной, помалу принялись перешёптываться. Они явно сообщали друг другу что-то важное, поскольку местами шум то замирал, то наоборот становился сильнее. Вскоре это общее шушуканье докатилось и до того стола, где сидела загоновая шляхта пана Ржевуцкого, и там началось то же самое. Не понимая, отчего так, однако, догадываясь, что это неспроста, Велько, поднимая очередной кубок, эдак пьяновато-громко спросил:

– Панове, цо сталося? [81] Что случилось?

Сидевший напротив уже порядком захмелевший шляхтич, которому только что бывший рядом сосед что-то прошептал на ухо, приложил палец к губам и вроде бы тихонько, так, чтоб слышали только те, кто был рядом, трагически произнёс:

– Панове, круль Сигизмунд-Август не жие [82] Король умер. …

Хмель враз вылетел из головы Вавженича. Он опустил кубок и увидел, как кое-кто из главных гостей встаёт из-за стола, покидая трапезную. Какое-время Велько ещё колебался, но потом встал и проскользнул к выходу. Затем по крутой внутренней лестнице поднялся наверх и пошёл по совершенно пустому коридору мимо дверей, уводивших во внутренние покои. Казалось, тут нет никого, но возле одной двери Велько замер и стал напряжённо вслушиваться. Там, в комнате, возбуждённо спорили, пытаясь предугадать, кого теперь выберут вместо умершего Сигизмунда, при этом называли то французского принца Генриха Валуа, то австрийского эрцгерцога, то шведского короля.

Стараясь как можно лучше разобрать слова, не совсем внятно доносившиеся из-за плотно закрытой двери, Велько приник к ней ухом и вдруг почувствовал, как кто-то, неизвестно зачем оказавшийся в пустом коридоре, схватил его за плечи и с криком:

– Шпионишь, пся крев! – потащил в сторону.

Велько изо всех сил дёрнулся и, как-то сумев освободиться, наконец разглядел бросившегося на него человека. Это был богато одетый вальяжный шляхтич, которого Велько видел за главным столом; сейчас важный гость, судя по всему, тоже направлялся на совещание, происходившее за дверью. Какой-то момент они оба смотрели друг на друга, и тут шляхтич, прорычав: «Пся крев!.. Подсыл!.. Московит!..» – снова вцепился в Вавженича, до которого сразу дошёл страшный смысл сказанного.

Это значило, что прямо сейчас его сволокут в подвал, начав допытываться, кто он, и тогда ему, если очень повезёт, ой как не скоро удастся выпутаться… Времени на раздумья не было, и Велько, без колебаний выхватив засапожный нож, всадил его под дых шляхтичу. Тот захрипел, обмяк, хватка его как-то ослабла, и он медленно повалился на пол. Быстро оглядевшись, Вавженич понял, что кругом вроде бы никого нет, и, спрятав нож, поспешил в конец коридора. Велько был уже возле лестницы, когда из-за угла вывернулся, похоже, прятавшийся там монах. Вздев обе руки вверх, он по-змеиному прошипел в лицо Вавженичу:

– Стой, нечестивец…

Вавженич замер на месте. Было ясно: монах всё видел и вот-вот мог учинить гвалт. Велько находился от него в каком-то шаге, но лезть за сапог времени не было, к тому же Вавженич понимал, что, увидав нож, монах уж точно примется орать. Совсем рядом была лестница, и Велько, поначалу умиротворяюще показав ладони, внезапно изо всей силы пнул монаха в живот. Тот, странно хекнув, кубарем покатился вниз. Велько подскочил к упавшему, но разбираться, жив ли он, не стал. Понятно было, что монах проваляется тут долго, и Велько, перескакивая через ступени, помчался к выходу.

Очутившись у парадной двери, Велько покрутил головой, проверяя, не заметил ли кто его прыжков, а затем, взяв себя в руки, вальяжно вышел во двор, где царила праздничная суматоха. Кругом горели факелы, и в их неверном свете между служб металась замороченная множеством наказов дворня. На Вавженича здесь никто не обращал внимания, и шляхтич нарочито медленно, на всякий случай изображая подвыпившего, пересёк двор. Затем он прошёл на конюшню и уже там, отметив, что поблизости конюхов нет, начал лихорадочно седлать своего аргамака, благо что перемётные сумы со скарбом тоже были здесь.