Николай Дмитриев - В грозный час

Всё время прислушиваясь, не началась ли в палаце метушня, Вавженич вывел аргамака, сел в седло и, вроде бы пьяно раскачиваясь, шагом поехал к воротам. Он опасался, что они будут закрыты, но это оказалось не так. Дубовые створки были распахнуты, и возле них гомонила подвыпившая стража. Велько облегчённо вздохнул, но его внезапно остановили.

– Куда?.. – бдительный страж схватил коня под уздцы и воззрился на шляхтича.

Вавженич внутренне сжался. Он хорошо понимал, что, если сейчас у ворот поднимется буча, дело примет худой оборот. Весь напрягшись, шляхтич, изображая вдрызг пьяного, деланно качнулся в седле и рявкнул:

– Отойди!.. Я везу важные вести!..

– Какие такие вести? – Страж подозрительно сощурился, и тогда Велько, нагнувшись, прошипел ему в ухо:

– Круль Сигизмунд-Август не жие…

– Цо?.. Пан круль не жие?.. – оторопевший от такого известия страж выпустил узду, и Велько, пришпорив аргамака, карьером вылетел за ворота…

Кренясь на ухабах, возок, запряжённый четвернёй, катил по дороге. Возок никто не сопровождал, лошадьми управлял только один кучер, и кто там едет, было неясно. Одинокий возок миновал рощу, и за пойменным лугом открылась стоявшая на речном взгорье Александровская слобода, ныне резиденция Ивана Грозного и самая укреплённая крепость Московского царства. В ней хранилась казна, работала печатня, и там государевы люди, принимая иноземных послов, вершили важнейшие дела.

Чем ближе подкатывал возок, тем яснее вырисовывались въездные ворота с надвратной церковью и обложенная кирпичом стена, за которой высились купола собора, церковная колокольня да кровли угловых оборонных башен. Свободного проезда тут быть не могло, и кучер загодя стал сдерживать бежавший ходкой рысью четверик, чтобы остановить лошадей прямо перед наглухо запертыми, в белый день охраняемыми добрым десятком стрельцов воротами.

Подъехавший возок остановился на самом въезде, однако из него никто не показывался, и тогда стражник, сам распахнув дверцу, строго спросил:

– Кто таков?

Ему никто не ответил, и тогда стражник заглянул внутрь возка. Первое, что он увидел, был длинноствольный рейтарский пистолет с колесцовым замком фряжской работы. Его резная рукоять выглядывала из седельной кобуры, повешенной на внутреннюю стенку противоположной, оставшейся закрытой дверцы. Страж перевёл взгляд на путника, тихо сидевшего в глубине возка, и, враз забыв про любые вопросы, даже не решился открыть рот. Он хорошо знал этого человека, часто приезжавшего в Александровскую слободу. Перед ним, завернувшись в скромную дорожную епанчу, сидел сам начальник царского Тайного приказа, и только боярская шапочка куньего меха со стрельчатыми отворотами, крытыми алым шёлком, давала понять, насколько высок сан прибывшего.

Страж молча отступил, осторожно прикрыл дверцу и взмахом руки приказал отворить ворота. Дубовые створки без малейшего скрипа раскрылись, и возок, проехав под надвратной церковью, завернул прямо к государеву двору. Там возок остановился, засидевшийся седок, покряхтывая, выбрался наружу и, глянув на башенные часы, стрелка которых, сделанная в виде солнечного луча, оставалась неподвижной, в то время как диск с цифрами-литерами вращался, по выложенной плитняком дорожке направился к царскому дворцу. Парадное, со скатной крышей на четырёх каменных столбах, длинное крыльцо-лестница вело прямо на верхние палаты. Стряпчие, охранявшие вход, узнав гостя, без слов отступили в стороны, и начальник Тайного приказа стал тяжело подниматься по ступеням.

В палатах гостя провели по переходу и оставили перед неприметной дверью. Только здесь дьяк сбросил свою дорожную епанчу на стоявшую у стены скамейку и приоткрыл дверь:

– Дозволь, государь…

Царь, сидевший возле небольшого, накрытого скатертью стола, кивнул, и дьяк, входя, огляделся. Палата была совсем небольшой, сводчатый, расписанный травами потолок нависал низко, зато через окно с множеством цветных стёкол в переплёте проникал радостный свет. Вот только, судя по всему, царь думал тяжкую думу, и это было истинно так. Иван Грозный пребывал в великой тревоге. С юга на пределы его царства надвигалась беда. Надежды отстоять полуразрушенную после прошлогоднего пожара Москву малым войском не было. Правда, сбор войска шёл, однако после трат Ливонской войны нехватка дворян и детей боярских очень даже давала о себе знать.

Подняв глаза на вошедшего, царь глухо сказал:

– Выкладывай…

– Государь, худые вести…

Дьяк сбился, но царь нетерпеливо махнул рукой:

– Говори!

И начальник Тайного приказа с запинкой продолжил:

– Девлет-Гирей собрал сорок тысяч конного войска. С ним десять тысяч ногаев, черкесы…

– Черкесы? – перебил дьяка царь. – Так они ж сами к нам…

– Люди они разные, государь, – осторожно напомнил дьяк. – Одни одного хотят, другие – иного. Оно так, всяк свою выгоду ищет.

– У нас тоже, – лицо Грозного потемнело. – Удельные князья про свои уделы забыть не могут, всё ещё из-под царской руки выйти ладят…

Заметив, как нахмурился Грозный, дьяк поспешил утихомирить царя, сказав:

– Девлет-хан наше пограничье возмутить ладил, так «волкоголовые» его мурз выгнали.

– Это доброе дело. – Грозный довольно кивнул и напомнил: – Ты скажи мне, с чем ещё крымский хан на нас идти наладился?

– Султан Девлет-Гирею двадцать тысяч пехоты дал, – сообщил дьяк.

– Выходит, турки тоже… – Грозный задумался, а потом глянул на дьяка. – Это всё?

– Нет, – сокрушённо покачал головой дьяк. – Ещё султан Девлет-хану осадный наряд [83] Пушки. выделил, а семь тысяч янычар турецких беев-правителей сопровождают…

– Значит, с двух сторон война… – поник головой Грозный.

– Вроде как с одной, – негромко произнёс дьяк.

– Почему с одной? – не поняв, о чём речь, вскинулся царь.

– Государь, я извещён, – снизив голос, медленно, со значением произнёс дьяк, – король Сигизмунд умер. В Польше бескоролевье.

В глазах царя промелькнула радость. Грозный знал: сильный противник Речь Посполитая не начнёт боевых действий до избрания нового короля, а это может затянуться надолго. Такой расклад давал возможность усилить войско на южном порубежье, вот только, сколько на это ещё оставалось времени, было неясно, и царь озабоченно спросил:

– Что Девлет-Гирей?

– Государь, – дьяк весь подобрался, – хан уже вывел всё своё войско за Перекоп, в Ногайские степи, и, как я полагаю, скоро пойдёт через Дикое поле.

Услыхав такое, Грозный враз помрачнел. Он понимал, что нависшая угроза становилась всё явственнее, и медлить было нельзя. Придавленный столь тревожной вестью, царь вроде как осел, и тут замолчавший было начальник Тайного приказа добавил: