Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– Нет у тебя обратного пути! Нет! – процедил он сквозь стиснутые зубы, шумно и часто задышав. Семен злился на себя, на свою слабость, на усталость духа. Хотелось закричать, рвать землю руками, грызть ее. Но, заметив, что издали за ним наблюдает крымский хан, попытался успокоить себя и, отвернувшись, медленно съехал с кургана…

Едва Москва, всполошенная прошлогодним походом Казани на Россию, успокоилась, весть о походе крымской орды снова взбудоражила столицу. Весть эту все больше сравнивали с походом Едигея на Москву в прошлом веке, когда угроза была крайне высока. Но тогда Мать-Богородица Владимирская, чью икону привезли в столицу Московского княжества, оберегла и заступилась. Спасет ли теперь?

И случилось столь редкое всенародное объединение, лишь бы отстоять страшную беду. Добровольцы со своим вооружением приходили к местным воеводам, вливались в собирающиеся к выступлению полки. Даже Иван Васильевич Шуйский, подлец и смертный враг Бельских, встал с ратью во Владимире, готовясь прикрыть Коломну, в коей собирал войско главный воевода Дмитрий Бельский.

В Москве запасались провиантом, устанавливали пушки на стенах, расписывали защитников по местам, укрепляли посады. Нервная суматоха царила в столице. От бесчисленных телег, разъезжающих по городу, стояла пыль. Вот одна, переполненная, с запряженным старым конем, стояла прямо на дороге, накренившись, преградив тем самым путь другим.

– Ну, раззява! Чаго встал! – кричал мужик, следовавший за ней. – До вечера тут из-за тебя простоим! Давай толкай ее отсюда!

Возница первой телеги, поджарый и крепкий старик с добрым матом отвечал, что колесо слетело, не поставить, не поднять.

– Стоять долго будем? На владычный двор везу хлеб, мужики! – появился третий возница.

Навстречу шли телеги с беженцами – покинуть город мог каждый, но таким очень косо глядели вслед. Мимо шли горожане, тоже куда-то везли добро свое. Били колокола с Соборной площади. Вот, грохоча копытами, проскакала ватага детей боярских.

На собрании думы в присутствии великого князя и митрополита обсуждают, как защитить державу, стоит ли государю покинуть столицу и укрыться в каком-нибудь дальнем монастыре. Иоанн сидел на высоком троне отца, молчаливо взирая на бояр.

Одни настаивали, дабы укрыть отроков, другие вспомнили опять же поход Едигея, когда прапрадед Иоанна, московский князь Василий Дмитриевич, отбыл собирать войско в окрестностях княжества.

– Но Василий Дмитриевич оставил тогда Москву на защиту брата и дяди, опытных воинов и зрелых мужей! А государь наш еще мал! – крикнул с места старый боярин Морозов.

– А брат его Юрий и того меньше! – вторил ему Палецкий.

– Ну так и помыслите сами, смогут ли они по окрестностям полки так же собирать? – вскочил с места Кубенский. – Коли отпустим их, обречем на гибель!

Зашумели голоса, и Иван Бельский, сидевший ближе всех к государю, поднялся с места, поднял руку, заставив всех замолчать. Митрополит молвил твердо:

– Нигде не безопасно для великого князя нашего! Мыслите сами! Новгород и Псков смежены с Литвою, Галич, Кострома и Ярославль – с Казанью. А коли ударят все разом, не спасти нам нашего государя. Да и Дмитрий Донской однажды оставил столицу без сильного воеводы, что произошло потом? Не приведи, Господь, снова такой беды! [10] Имеется в виду разгром Москвы ханом Тохтамышем в 1382 году.

Бояре, склонив головы и стянув шапки, молча перекрестились.

– Войско собрано, одно стоит во Владимире, другое идет к Оке. Выдержим! – добавил Иван Бельский. – С Божьей помощью, выдержим!

В итоге постановили – Дмитрий Бельский главенствует над всеми ратями, дабы не возникало местнических споров, так ненужных в сей опасный момент. Великий князь же остается в Москве, куда из Угличского удела привезут и его брата Юрия.

– Воеводам грамоту надобно написать от государя, дабы укрепить дух их и дабы местнические споры не учиняли, – шепнул Иоасаф Бельскому, когда бояре с гомоном покидали думную палату. Иван Федорович согласно кивнул.

При огромном стечении народа митрополит провел службу в Успенском соборе. Иоанн и его брат Юрий прилюдно молились перед иконой Владимирской Богоматери, и великий князь и здесь помянул Василия Дмитриевича:

– Господи! Защити меня, как защитил прадеда моего от Едигея, защити державу мою! Заступи, Господи!

Первым к Оке подошел передовой и малочисленный московский полк под командованием Ивана Ивановича Пронского. Князь был уже зрелым мужем, воеводствовал в различных городах и был в почете у великого князя Василия. Казалось бы, многое повидал в жизни, но сейчас, когда чувствовал и слышал, как дрожит земля от приближающейся беды, у него липли ладони и по спине струился противный холодный пот. Крымцев ждали со дня на день. Князь Охлябинин, младший воевода полка, объезжал построенные на берегу укрепления, расставил пищальников [11] Пищальники – нерегулярный тип войска, пехота в русском войске (XV–XVI вв.), вооруженная пищалями (огнестрельным оружием). , и затем подошел к Пронскому, доложив, что полк к обороне готов.

– Птицы летят, смотри сколько, – вскинув голову, отрешенно отвечал Иван Иванович. И вправду, будто подгоняемые страшной силой, крича, степные птицы стремились на русскую сторону Оки. Тревожно задул ветер, зарябила река. Вдали, над горизонтом, уже виднелись черные тучи, будто перед страшной грозой.

Лазутчики верхом переплыли реку, отдали уставших взмыленных коней, и, едва отдышавшись, доложили, что войско степняков несметное, пушки тянут. Пронский мрачно опустил голову, нервно огладив короткую бороду.

– Уходить нельзя. Надобно ждать Бельского с ратью, – проговорил ослабшим голосом, – так что готовимся. Поднимите стяги!

Тучи пыли все ближе, кажется, даже сама река задрожала. Диакон прочитал перед ратниками молитву. Воеводы, крестясь, садились на коней.

– Конницу отдаю под твое командование. Отведи ее как можно дальше вдоль берега, прикроет пищальников! Другие пусть патрулируют остальные броды! – скомандовал Пронский Охлябинину, и князь, отъехав, скоро утянул плотно построенный отряд детей боярских.

К тридцатому июля крымская орда подошла к Оке. Солнце стояло высоко, пекло. Издали, где виднелось марево, казалось, что движется сам берег, пыль поднималась густым огромным облаком. Чем ближе подходили степняки, тем сильнее тянуло жаром от них, от пыли, от дыхания их коней. И вот появились.

Лошади передовых всадников уже скатились по пологому берегу в воду, другие что-то кричали, несясь и растекаясь по побережью. Но русские полки, с утра выстроенные (грохот земли от сотни тысяч копыт оповестил воевод, что пора), встречали врага спокойствием и молчанием. Протяжно затрубили рожки, мурзы велели укреплять лагерь и выставить турецкие пушки у берега.