Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Дмитрий узнал его, и сердце волнительно застучало, руки крепче сжали поводья. Так и глядели они друг на друга, с разных берегов, два родных брата, не видевшихся семь лет. Кажется, даже разглядели глаза друг друга, и Дмитрий невольно подумал о том, как постарел Семен.

«Ну что же ты сотворил, братец? Ух, задам я тебе, придушу! Род опозорил! Отца опозорил! Что же ты стоишь, ну?» – думал Дмитрий Федорович, путаясь от волнения в мыслях.

Семен еще постоял недолго, после чего конь его рванул с места и укрыл хозяина за курганом. Дмитрий не ожидал этого, изменился в лице, невольно дернул коня вперед, затем тут же встал, словно врезался в какую-то невидимую преграду.

«Как же так? Догнать! Догнать их всех!» – думал он, широко раздувая ноздри, и, выхватив саблю, выкрикнул:

– Укрепимся ныне, братья! Великому князю еще не пришло время водить полки, боронить державу. Так защитим Россию за него! Бог и государь нас не забудут! Гнать татарву до самого предела! Вперед! Вперед!

Знатные воеводы Семен Микулинский и Василий Серебряный-Оболенский повели войско. Словно хлынувшая из вулкана лава, русские полки бросились в реку и начали переправу. Были готовы лодки, на них, плотно набившись, шла пехота. Всадники переправлялись с лошадьми вброд.

Боя не было, татары ушли мигом, и преследовать их было тяжело. Московитам достался обоз (то, что не успели унести или уничтожить враги), а также турецкие пушки, небывалым размером которых дивились потом ратники.

По пути в степи Сахиб-Гирей осадил Пронск, надеясь хоть там попытать удачу и получить добычу. Три дня держал он город в осаде, но подоспевающие полки Микулинского и Серебряного вновь отогнали хана прочь. Сын хана, молодой царевич Имин, с малым войском попытался, вопреки указам и опасениям отца, пограбить одоевские земли, но воевода Владимир Воротынский встретил его там мощной и уверенной атакой – царевич с горсткой потрепанных воинов бежал вслед за отцом.

Звоном колоколов и службами отмечали эту малокровную победу. Снова Москва спасена! Иван Бельский и митрополит, главные заступники, еще больше возвысились в глазах народа, им полностью доверился великий князь и некоторые из бояр. Но только лишь некоторые, и за триумфом этим они не предвидели, не почувствовали подступающей к ним беды.

След Семена Бельского в исторических документах теряется после крымского похода 1541 года, известно лишь, что он вернулся наконец в Литву, в свои имения, где продолжил тихую жизнь землевладельца. О потомстве и свадьбе его также нет никаких известий, видимо, вскоре он и скончался бесславно на чужбине, лишившись родины, семьи и прощения Всевышнего.

Сколько в Русской земле еще будет таких же авантюристов, несущих ей беды, кровь и слезы! Довольно много, и некоторые еще появятся на этих страницах, но все это будет потом…

В ночь на третье января 1542 года бояре, шумно топча и гомоня, вошли в опочивальню великого князя.

– Что здесь? Что? – со страхом вскочив в кровати, вопрошал он, испуганно озираясь. Бояре толпой обступали его, дородные, бородатые, укрытые тьмой.

– Заговор, великий князь, – услышал Иоанн знакомый голос, и когда из этой толпы вышел Иван Васильевич Шуйский, что-то внутри него оборвалось, стало зябко и страшно. Снова он! Нет!

– Все кончено. Помолиться надобно.

Мальчика, как безвольную куклу, поднимают с кровати. Вот уже кто-то из бояр наматывает ему небрежно портянки, сует ногу в легкие сапожки, шитые жемчугом, кто-то уже надевает ферязь. Ему страшно, он не смеет вымолвить ни слова. Затем с боярами, стоя у крестов и икон, молился и пел, не зная еще, что власть снова вернулась в лапы Шуйских. Что Иван Бельский вновь арестован и, избитый, уже отправлен в Белоозеро в кандалах, что бояре, сторонники его, кто еще не схвачен, бегут из Москвы, что митрополит Иоасаф свергнут и также отправляется в дальний монастырь. Немного позже Иоанн услышит от окружения своего, как несчастного старика вели по коридорам люди Шуйских и нарочно наступали на его мантию, со смехом наблюдая, как он падает и тяжело встает, как швырнули его прочь, когда бросился митрополит в отчаянии к государевым покоям за помощью. И узнав это, еще больше возненавидит, но с тем еще больше начнет бояться Шуйских.

Дмитрий Бельский после свержения брата по чину возглавил Боярскую думу, но, видимо, только через несколько месяцев. И Глинские, ближайшие родственники великого князя, после смерти Елены утерявшие всякую власть, решили бороться вновь. Тогда же в темнице был по приказу Ивана Васильевича Шуйского убит Иван Бельский – для Глинских это был удобный момент, чтобы повлиять на Дмитрия Федоровича. Была устроена тайная встреча в Воробьево, где жила пожилая бабушка Иоанна, мать Елены, Анна Глинская.

Дмитрий отправился один, на всякий случай под дорожное платье надел кольчугу. Уже стоял май, но ночи были еще прохладными, пахло свежестью и весной. Пока ехал, вспоминал покойного Ваню, с ужасом осознавая, что остался один из их большой и крепкой семьи. Судьба Семена, ускакавшего тогда, вместо того чтобы броситься к русскому стану, его более не интересовала, но Ваню он любил и относился с почтением, словно не он, а Иван был старшим братом. Горький ком встал в горле, и гнев закипел внутри. Вздохнув, Дмитрий перевел дыхание и погнал коня быстрее. Никаких доказательств, что Шуйские причастны к смерти Вани, нет, но, как бы там ни было, это произошло по их вине, и теперь он вынужден заседать на почетном месте в думе, каждый день видеть их спокойные, сытые, ненавистные ему рожи.

«Ничего, Иван Васильевич, сочтемся еще!» – мстительно думал Бельский.

На подъезде встретил Юрий Глинский, младший брат покойной Елены.

– Поторопимся, князь! – сказал коротко и, развернувшись, резво погнал коня.

В темной горнице низкого резного терема уже (к изумлению Дмитрия) были бояре Иван Григорьевич и Владимир Васильевич Морозовы, Михаил Глинский, еще один брат Елены, и бабушка великого князя Анна Глинская. Ей было уже за пятьдесят, но лицо ее было по-прежнему свежим и молодым. Заглянув ей в глаза, Дмитрий невольно вспомнил покойную Елену, ее дочь – такой же тяжелый, холодный, строгий взгляд.

Все присутствующие поприветствовали Дмитрия Федоровича, он склонил голову в ответ. Первое слово сказала Анна Глинская:

– Мы ждали тебя, князь. Медлить больше нельзя!

Женщина говорила с сильным литовским акцентом, пронзая Дмитрия Федоровича насквозь своим колким взглядом. Выдержав паузу, продолжила:

– Пора всецело взять власть в руки, коли ты глава думы! Верно, князь? И пока будет жив сильный лидер Шуйских, не видать тебе этой власти!

«Сами хотят того же ведь! Своего не упустят!» – размышляя, думал Дмитрий, ноздри его мясистого носа широко раздувались.