Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– Пора отомстить этому старому черту Шуйскому! – сказал вдруг Юрий решительно. – Это он убил твоего брата! И по его приказу отравили Елену!

– Коли Шуйских получится отстранить, слово ваше наравне с моим будет, – обещал Дмитрий, согласно кивая. – Осталось подумать, как сие совершить!

– Мы обо всем позаботились, – с довольной ухмылкой кивнул Михаил Глинский.

И уже вскоре, в ночь на четырнадцатое мая, когда Иван Васильевич Шуйский вернулся с боярского застолья, он, полупьяный, стянул сапоги, скинул на пол кафтан и, как подкошенный, рухнул на свою кровать, мгновенно крепко уснув. Но утром князь не проснулся. Слуги увидели его бездыханное, окоченевшее тело и подняли крик – позваны лекари, стража.

К приезду его сына Петра тело постарались привести в пристойный вид и уложили на лавку, но труп вскоре уродливо раздуло. Петр привел своего четырехлетнего сына, названного в честь деда – Иваном. Мальчик смотрел на бездыханное, посиневшее тело Ивана Васильевича и никак не мог понять, за что отравили деда? В отравлении не сомневался даже ребенок, ибо труп очень скоро позеленел.

Смерть могущественного брата Василия Немого не смогла сместить Шуйских, как ожидали заговорщики. Его место в думе, наравне с Дмитрием Бельским, занял Андрей Михайлович Шуйский, тот самый, которого Елена когда-то бросила в тюрьму из-за подозрений в измене и тот, который до нитки обобрал подвластные ему города Новгород и Псков. Дмитрий оказался слаб, нерешителен и не оправдал ожиданий союзников. Глинские поняли, что промахнулись, и, боясь мести за явное убийство Ивана Васильевича, покинули Москву. Скрытая борьба за власть продолжилась…

1543 год. Москва

К тринадцати годам государь Иоанн Васильевич выглядел значительно старше своих лет. Высокий и хорошо сложенный, внешность имел приятную – большие выразительные глаза, тонкий, тяжелый византийский нос – наследство бабушки, Софьи Палеолог. На подбородке, щеках и над верней губой был виден юношеский черный пушок.

Повзрослев, уже знал Иоанн о своем предназначении. Знал, что он – хозяин земли Русской. Знал, что Шуйские отравили его мать, сослали мамку Аграфену в монастырь, где она тоже вскоре умерла, знал, что грабили они не только государеву казну, но и народ русский. И все больше их ненавидел.

На заседаниях думы не давал ему Андрей Михайлович Шуйский и слова сказать – все по-своему делал. Всюду посылал он за Иоанном своих людей – научать да предостерегать, чтобы батюшка Андрей Михайлович не гневался. Иоанн слушался…

Близок стал юному Иоанну, переживающему одиночество, митрополит Макарий, занявший место Иоасафа, великий книжник и умнейший человек своего времени. Шуйские вручили ему митрополичий сан, надеясь на союз с ним, но Макарий, видя беззакония, что творили они, не принял их сторону и стал распространять свое влияние на молодого великого князя. Высокий, со смиренным лицом и бархатным сильным голосом, он быстро вошел в доверие к Иоанну, наведываясь в государевы покои, подолгу разговаривая с ним о Боге, любви и величественной царской власти.

– Неужто, владыка, царь выше, чем я, великий князь, сидит? – спрашивал его Иоанн удивленно. Макарий улыбался по-доброму и говорил мягко – рядом с ним душе становилось хорошо и спокойно.

– Царь есть помазанник Божий, – отвечал митрополит. – Пред Богом, государь, есть долг у русского государства. Нет после завоевания Константинополя мусульманами такой православной земли, как наша. Москва – его наследница. По вере и по духу. И титул царя есть Божье предназначение. Ибо ты – потомок византийских царей, хранитель православной веры, а Москва есть Третий Рим…

Иоанн задумался. Держава объединена уже его великим дедом и отцом, сброшено давно татаро-монгольское иго, Москва вольна сама назначать своих митрополитов. И вера, и обычаи миропомазания, и культура – все переняли у Византии, Второго Рима. Так кто же еще может быть Третьим, как не Москва?

– Выходит, и на Русской земле должен быть царь, – задумался Иоанн. – Но как решиться на это? Разве ж признают меня царем?

– Всему время свое, государь, – улыбался Макарий и осенял Иоанна крестом. – Веруй. Господь рядом с тобой.

– Верую, владыка, – целуя большой крест, протягиваемый митрополитом, говорил Иоанн. И уже вскоре после встречи с Макарием государь с другими благородными юношами мчался верхом по Москве, пугая горожан, едва не бросая их под копыта своего коня. С ним вместе был сын Федора Воронцова, Ивашка, Михаил Трубецкой и Афанасий Бутурлин – вот новое окружение государево, его верные друзья и подельники.

С криками, свистом и гиканьем неслись юноши по московским улочкам, в страхе горожане прятали своих детей.

– Дорогу! Прочь! – кричал Иоанн и плетью стегал коня. Нерасторопные горожане также могли получить удар плетью, если этого захотел молодой повелитель. И, будучи битыми, они молились за своего государя и просили Бога дать ему здоровья и многих лет. Покорный, рабский русский народ…

– Государь! – крикнул Бутурлин. – Айда за «медком»!

Улыбаясь, Иоанн развернул коня и помчался следом за товарищем. «Медком» юноши называли молодых девушек, которых они хватали на улочках и, развлекаясь, насиловали или же закидывали на своих коней и увозили во дворец, где продолжали свои игрища. Так юный Иоанн в столь раннем возрасте познал женщин, и они под страхом смерти не могли ему отказать – все это великий князь воспринимал как должное.

Вот и сейчас молоденькая девочка тщетно извивается в руках великого князя, плачет и умоляет отпустить ее, но раззадоренный Иоанн не слушает, рвет ей юбку и лезет под подол, стягивая с себя порты. Кто услышит ее мольбы о помощи в этом сарае? Да и родичи ее в страхе жмутся в дальних углах. Даже отец родной не спасет юную красавицу – не пустят сюда дружки! Она испуганно смотрит в глаза Иоанну, и страх ее еще больше раззадоривает его. Хищно оскалившись, он неумело и жестко впился в ее губы и шею.

– Замолчи, дура! – вытаращив безумные глаза, крикнул ей в лицо Иоанн и вдруг застыл – за стогом сена с вилами в обеих руках стоял черноволосый мальчик, ровесник великого князя, и пристально глядел на него. Иоанн вскочил, тут же надевая порты. Мальчик все стоял, направив на него вилы, но не решаясь напасть, а ревущая девица, видимо, его сестра, спрятав под полами распашонки окровавленные бедра, бросилась к открытым дверям, но столкнулась там с Мишкой Трубецким. Он деловито упер руки в бока, в одной из них сжимал плеть.

– Куда? Куда? – игриво расхохотался он и толкнул девицу так, что она опрокинулась на пол. Улыбка сошла с его лица, когда увидел он растерянного Иоанна и застывшего с вилами мальчика.