Станислав Вторушин - Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Но разве мог Яковлев быть откровенен с ним? Разве мог он посвятить его в тайну, которую боялся открыть самому себе? Ведь если они минуют Омск, тогда можно будет собирать под свои знамена всех, кто хочет служить России и демократии. Необходимо новое Учредительное собрание, которое разработает и примет новую конституцию. И руководить страной до принятия новой конституции должен Государь. Но пока о подобном боязно даже думать. Яковлев опустил глаза и, стараясь выглядеть как можно спокойнее, сказал:

– Я только стремлюсь миновать Екатеринбург. Мне не хочется оказаться в нем. Я уже говорил, что не люблю его. – Яковлев вдруг вскинул голову, посмотрел в глаза Государю и спросил: – Скажите, Ваше Величество, а что вы думаете о новой жизни?

Николай поджал губы, немного помолчал, потом произнес глуховатым голосом:

– Народ доверчив. Ему хочется как можно быстрее превратить свои мечты в действительность, и он готов идти за тем, кто пообещает завтра же сделать это. В революционных газетах много наивности и несостоятельных обещаний. Но ведь в конце концов все возвращается на круги своя. Что будет тогда, когда придет время отчитываться за обещания?

– Вы знаете, о чем мечтает народ? – спросил Яковлев.

– Народ всегда мечтает о лучшей доле. Но очень часто он не хочет понять, что путь к благоденствию долог и труден.

Дверь купе приоткрылась, в образовавшейся щели показалась взлохмаченная голова Гузакова. Он посмотрел на Яковлева странным взглядом, отступил на полшага и прикрыл дверь. Яковлев поднялся и вышел в коридор.

– Сбежал ведь, сволочь, – зло сказал Гузаков, наклонившись к самому уху Яковлева.

– Авдеев?

– Да. И не один, а с верным своим дружком. Надо останавливать поезд и давать задний ход. Мы должны поймать его и расстрелять на месте.

– Как же он ушел? – сокрушенно спросил Яковлев.

– Сказал охраннику, что надо сбегать в туалет и попросил на время отлучки поиграть за него в карты. Тот оказался лопухом и согласился. А когда понял, что обманули, было поздно. Авдеев сбежал, когда поезд еще только набирал ход на станции. Может, вернемся?

– Поздно уже, – сказал Яковлев. – Авдеев наверняка успел передать телеграмму в Екатеринбург. Но я думаю, что они поняли все и без него. Ведь по времени мы уже давно должны быть в Екатеринбурге. Голощекин наверняка разыскивает нас по всей Транссибирской магистрали.

У Яковлева защемило сердце. Если Голощекин телеграфировал об изменении маршрута Свердлову, тот может отдать приказ расстрелять на первой же остановке и Николая с Александрой Федоровной и дочерью, и Яковлева вместе с ними. Достаточно объявить все это контрреволюционным заговором и попыткой спасти царя от революционного суда. Сотня верных людей, едущих в поезде вместе с Яковлевым, не спасет от расправы. Омск полностью в руках большевиков, а миновать его никак нельзя. От него путь и на восток, и на Южный Урал, куда пока не достают руки Голощекина.

– Что же нам делать? – не скрывая растерянности, спросил Гузаков. Он не хуже Яковлева понимал сложившуюся ситуацию.

– Надеяться на Бога, Петя, – сказал Яковлев. – Ты в него веришь?

– Раньше верил, потом перестал, – ответил Гузаков. – А теперь вижу, что надо не только верить, но и молиться.

– Вот и молись, – сказал Яковлев. – На Бога и на мандат, который у меня в кармане.

Он потрогал рукой борт пиджака, где во внутреннем кармане лежали документы. От них сейчас зависела не только судьба операции, но и жизнь. Впереди показались строения станции Куломзино. Поезд начал замедлять ход, и Яковлев сразу увидел на станционных путях множество вооруженных людей. Как только состав поравнялся с ними, они, рассыпавшись цепочкой, побежали вслед за вагонами. Яковлев понял, что его здесь давно ждали. Надо было немедленно принимать решение. Положив руку на плечо побледневшего Гузакова, он сказал:

– В случае чего командование охраной возьмешь на себя. А я пойду разбираться с ними.

Поезд неслышно остановился. Яковлев быстрым шагом прошел в тамбур, обратив внимание на то, с каким тревожным вниманием смотрит на него охрана, открыл дверь. К подножке вагона тут же подскочили несколько мужиков с винтовками в руках, двое из которых были в солдатских шинелях.

– Где тут царь? – заорал самый маленький из них, одетый в черную потертую кожаную тужурку, перепоясанную широким ремнем, на котором в огромной деревянной кобуре висел маузер.

Яковлев обратил внимание на то, что кобура была закрытой. Из тамбуров вагонов на землю начали спрыгивать охранники поезда, и кричавший, боясь открыто провоцировать их, замолчал. Яковлев нарочито степенно сошел со ступенек вагона, остановился около кричавшего и спросил так, чтобы его слышали все:

– Кто вы такой?

– Я представитель чрезвычайной комиссии Омского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, – подчеркивая свою значимость, с вызовом выкрикнул маленький.

– Ваша фамилия? – спросил Яковлев, стараясь придать голосу как можно больше строгости. Он хорошо понимал, как важно с первого мгновения взять инициативу в свои руки.

– Щеколдин, – ответил маленький, поправляя сползший на затылок картуз.

– Я – чрезвычайный комиссар советского правительства, – четко, выделяя каждое слово, сказал Яковлев. – Слушаю вас, товарищ Щеколдин.

Щеколдин сунул большой палец за ремень, опоясывающий талию, провел им, словно расправляя тужурку, до кобуры с маузером, затем поднял взгляд на стоявшую у вагона и на его подножке охрану поезда и сказал:

– Не знаю, какой вы комиссар, а я послан сюда Омским советом. Мне приказано задержать ваш поезд и взять его под охрану.

– Покажите ваши документы, – все тем же громким голосом потребовал Яковлев.

– Какие еще документы? – удивился Щеколдин. – Вот мои документы.

Он кивнул на стоявших за ним плотной группой вооруженных людей.

– Читать умеете? – спросил Яковлев.

– У нас все умеют, – ответил Щеколдин, но в голосе его уже не было той твердой уверенности, с которой он подскочил к вагону.

– Тогда читайте, – Яковлев сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда мандат, подписанный Лениным и Свердловым.

Щеколдин протянул руку, но Яковлев, развернув сложенный вчетверо лист бумаги, не отдал его, а, сунув под нос, строго повторил:

– Читайте!

Щеколдин быстро пробежал текст глазами и сказал:

– И все равно мы должны взять ваш поезд под охрану. Дальше вас не пропустим. Это решение Совета.

Яковлев понял, что в Омске уже получили телеграмму и от Голощекина и, по всей видимости, из Москвы. В голове сразу застучало: как найти выход из положения? Возвращаться назад нельзя, в Екатеринбурге его обязательно задержат вместе с царем. Объяснить, почему поехал в Омск, он не сможет. Да Голощекин и не примет никакие объяснения. Он сразу обвинит его в попытке спасти царя. В Омск ехать тоже нельзя, Императора не выпустят и оттуда. Да и от Щеколдина не отвязаться, он со своей командой теперь не отстанет от поезда.