Станислав Вторушин - Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

И второе, самое главное. Царская семья может добраться до Москвы только в том случае, если минует Екатеринбург. Сейчас все зависело от Касьяна. За то время, пока литерный шел до станции Тугулым, там должен быть подготовлен резервный паровоз. Минуя все станции, кроме тех, на которых требуется набрать воды или запастись углем, он поведет поезд на Омск. А оттуда южной дорогой, через Оренбург и Самару, на Москву. Яковлев понимал, что, принимая такое решение, кладет на плаху собственную голову, но он уже привык рис-ковать ей. Он был в своей стихии, потому что с ним были его друзья. Никогда не подводивший Гузаков и беспредельно смелый Касьян.

С Дмитрием Касьяном Яковлев грабил почтовое отделение на станции Миасс. Это был тот самый случай, когда боевики, заметая следы, после ограбления уходили от погони на паровозе, к которому прицепили один вагон. Потом этот паровоз вместе с вагоном пустили в обратном направлении. Он мчался по рельсам, словно призрак, потому что в его кабине не было команды. Когда жандармы убедились в этом, паровоз пустили под откос. Иначе бы он наделал немало бед. Касьян больше всех восхищался выдумкой Яковлева.

– Жандармы наверняка думали, что мы в вагоне, – громко хохоча, говорил он, узнав о том, что паровоз пущен под откос. – А мы им показали кукиш с маслом.

Об этом ограблении уже на следующий день наверняка докладывали Николаю II. И если бы Яковлев сейчас рассказал Государю эту историю, он бы наверняка вспомнил ее. Но Яковлев не только ни за что не рассказал бы о ней, но теперь и не пошел бы ни на какое ограбление. Разве принесли деньги, добытые кровью невинных, кому-нибудь счастье? Разве счастлив он, Яковлев? Разве обрела после этого спокойствие Россия?

В коридоре вагона показался Гузаков. Он торопливо прошел в свое купе, даже не посмотрев на царскую семью и стоявшего в дверях Яковлева. Выждав паузу, Яковлев закрыл дверь купе и направился к нему.

– Нашел я Чернышова, – сказал Гузаков. – Он оказался в первом вагоне. На всякий случай дал ему пару человек в подмогу.

– Охрана в поезде вся наша? – спросил Яковлев.

– Человек десять екатеринбургских заскочить все-таки успели. Кстати, знаешь, кого я встретил вместе с Чернышовым?

– Кого? – насторожился Яковлев. Никаких радостных встреч на своем пути он уже не ждал.

– Авдеева, – сказал Гузаков. – Хотел идти со мной в наш вагон. Еле от него отбился. Сказал, что ни одного свободного места у нас нет.

– Правильно сделал, – сказал Яковлев. – Я думал, что он отстал в Тюмени.

– Он как репей на собачьем хвосте, – засмеялся Гузаков и тут же, согнав с лица улыбку, сказал: – Надо поставить кого-нибудь, чтобы следил за екатеринбургскими. Случайностей у нас быть не должно.

Яковлев замер, прислушиваясь к стуку вагонных колес. Ему показалось, что поезд сбавляет ход.

– Пора, – не произнес, а выдохнул Гузаков и, поправив кобуру, направился в тамбур.

Яковлев прошел в купе к царской семье. Александра Федоровна по-прежнему лежала на нижней полке, прикрыв ноги шалью. Государь с Марией о чем-то говорили, но, увидев комиссара, сразу замолчали.

– Пора, Ваше Величество, – сказал Яковлев. – Через несколько минут поезд прибудет на станцию.

– Скажите, – Александра Федоровна посмотрела на Яковлева и свесила ноги в красивых туфельках на пол, – почему мы должны все время разлучаться? Иногда мне кажется, что мы участвуем в каком-то непонятном спектакле.

– Вся наша жизнь спектакль, Ваше Величество, – сказал Яковлев, изобразив на лице горькую иронию. – Мне поручено оберегать вашу безопасность. Все, что я делаю, делаю ради нее.

Государь поднялся. Яковлев вышел из купе, подождал, пока Николай выйдет в коридор, и закрыл дверь. Затем жестом подозвал стоявшего недалеко конвоира и пальцем указал ему на место около двери. А сам вместе с Государем прошел в соседнее купе.

Поезд остановился. В вагоне наступила такая тишина, что слышно было, как за окнами, шурша галькой и на ходу отдавая распоряжения, бегают люди. Затем вагон вздрогнул от легкого толчка, раздалось шипенье тормозов, и снова послышались беготня и голоса команды. Поезд тут же тронулся, вагоны заскрипели, набирая ход, и голоса замолкли. Сквозь шторы на окнах мелькнули огни нескольких станционных фонарей, колеса торопливо застучали, отбивая дробь и ускоряя поезд, и Государь увидел, как Яковлев облегченно вздохнул и расслабленно навалился спиной на стенку вагона.

Закинув ногу на ногу и сцепив на колене пальцы, Государь несколько минут молча смотрел в одну точку. Затем повернулся к Яковлеву и сказал:

– Мне кажется, мы едем в обратную сторону.

– Да, Ваше Величество, – ответил Яковлев. – Я решил изменить маршрут и направиться в Москву южной дорогой, минуя Екатеринбург. Мне не очень нравится этот город. Скажу вам больше, я не люблю его.

– Чем дольше мы едем, тем больше вопросов возникает по поводу этого путешествия, – сказал Государь. – Здесь все покрыто то ли тайной, то ли мистикой. Не могу понять, чего больше.

– И того, и другого в нашей жизни всегда хватает с избытком, – ответил Яковлев. – А что касается вопросов, они есть и у меня. Я думаю, у нас еще будет время поговорить о них.

В коридоре вагона раздались шаги. Яковлев быстро встал и выглянул из двери. Навстречу шел Гузаков.

– В Тюмени будем через час. В кабину к паровозной бригаде я посадил трех наших. – Он посмотрел через плечо Яковлева на сидевшего у окна Государя и добавил: – Тюмень будем проезжать с выключенными огнями.

– Выставь посты в тамбурах всех вагонов, – распорядился Яковлев. – Проследи, чтобы ни один человек не имел никаких контактов на тех станциях, где будем останавливаться. Теперь любая информация о нашем движении будет использована против нас.

Гузаков ушел, а Яковлев, закрыв дверь купе, сел напротив Государя. Николай внимательно посмотрел на него, ожидая разъяснений. Но Яковлев молчал, плотно сжав губы. Его глаза блестели, несколько раз он нервно проводил ладонью по волосам, пытаясь пригладить непослушную прическу, и тут же опускал руку. За все время знакомства Государю ни разу не приходилось видеть комиссара в таком возбужденном состоянии. До этого казалось, что он весь состоит из непроницаемой материи.

Яковлев осознавал и ответственность, взятую на себя, и те последствия, которые может иметь для царской семьи неожиданное изменение маршрута. В Москве есть надежда сохранить царю жизнь, там за него могут заступиться германское и английское посольства. Большевики не посмеют не прислушаться к их требованиям. А в Екатеринбурге у Государя не будет никакой защиты. Яковлеву до боли в сердце стало жаль Государя и его семью, оказавшуюся в таком несчастье. Он сам не знал, почему вдруг проникся симпатией к бывшему Императору. Да и не только он. Ведь Гузаков тоже сочувствует Николаю.