Владимир Красильщиков - В начале будущего. Повесть о Глебе Кржижановском

Да, бесспорно, все это было так... Но в то же время Уэллс был потрясен и признавал:

— Основное наше впечатление от положения в России — это картина колоссального, непоправимого краха.

Загад «кремлевского мечтателя» не вдохновил его, не вызвал сочувствия — просто-напросто оказался не под силу воображению великого фантаста. Двенадцать лет понадобятся Уэллсу, чтобы понять:

— Ленин оказался не мечтателем, а пророком... Он был хозяином теории, а не ее рабом, и умел применять отдельные положения так, чтобы они не сковывали действия, а способствовали движению вперед. Именно поэтому Ленин наложил такой неизгладимый отпечаток на весь ход развития России и превратил ее в быстро растущее, могущественное государство.

Двенадцать лет предстоит еще прожить, прежде чем Уэллс придет к такому выводу, но Ленин... Двадцать первый год стал той каплей, которая переполнила чашу испытаний, выпавших на долю Ильича, подорвала его силы, но Ленин воплощал свою мечту в жизнь сегодня, сейчас, сию минуту.

В голодном Поволжье было жарко, наверное, как в Египте. Иссушенная в пыль, выжженная в прах земля не трескалась, а словно корчилась, расползаясь на куски. Из Поволжья голод перекинулся в Прикамье, за Урал, в Киргизию, в Крым, на Харьковщину. Среди лета огороды, выгоны, сады чернели оголенные, точно поздней осенью, — люди съели всю лебеду и все листья.

Чтобы спасти миллионы жизней, многие важные дела были отодвинуты на второй план, отложены — многие, но не строительство электрических станций.

Центральная комиссия помощи голодающим всюду, где возможно и невозможно, добывает хлеб, семена, лекарства. Транзит этих грузов из-за рубежа и перевозки по стране приравнены к военным. Голодающие районы покрыты сетью столовых и питательных пунктов — к очагам жизни стекаются детишки, бабы, мужики саратовские, казанские, херсонские...

А возле днепровских порогов мужики саратовские, казанские, херсонские, снабженные пайком, обутые, одетые, снаряженные, рубят смоляные бревна, ставят вышку за вышкой. Собираются артелями, становятся гуськом, ухватясь за канат, — тянут, тянут, отдуваются, кряхтят, упираются в матушку-землю.

— P-раз, два — взяли! — командует буровой мастер. — Е-ще взяли! Дружней! Дружней!.. У-ро-нили!

Мужики отпускают канат. Громыхает блок, закрепленный на вершине вышки. Тяжелое долото взрывает пыль, с глухим стоном вонзается в грунт.

— И опять взяли! Подняли!.. Уронили!

Глубже врубается долото. Вздрагивает, охает земля, не желая отдавать свои тайны для проекта Ивана Александрова. Не покоряется мужикам, тем самым, которые вместо собственных фамилий царапают крестики в ведомости на выплату жалованья.

Но придется — придется: и тайны отдаст земля, и плотина встанет поперек воды.

— Взяли! Взяли! Враз! Дружно...

«Помгол» — это отчисления рабочих, служащих, милиционеров, отдельных красноармейцев и целых воинских частей. Гонорар за стихи Демьяна Бедного и сбор от публичного диспута «С богом или без бога», организованного Рогожско-Симоновским райкомом. Субботники в пользу голодающих, концерты, митинги, «голодные» номера журналов, художественные издания Пушкина, Толстого, Некрасова. Семье Председателя Совнаркома приходится расстаться с единственной фамильной драгоценностью, пусть большая золотая медаль, которой выпускник Симбирской гимназии Владимир Ульянов награжден, как «самый достойнейший по успехам, развитию и поведению», накормит нескольких страждущих.

А в болотах под Шатурой успешно испробуется новейший торфосос системы Классона — вовсю добывает топливо для опытной электрической станции. Капризные котлы ее, взятые в свое время с миноносцев, инженеры решают заменить иными — бездействующими на Московской трамвайной станции. Но получить их не так-то просто: немало волокиты.

Узнав, что дело «засолено», Ленин жестоко отчитывает виновных:

— Это безобразие! Тотчас проверить, сделано ли что. Если нет, сейчас же двинуть. Ввиду чрезвычайной важности Шатурского строительства прошу без всяких промедлений разрешить данный вопрос.

Котлы поставлены и усовершенствованы питерским профессором Макарьевым Тихоном Федоровичем. В шахтно-цепных топках его конструкции куски торфа горят безотказно. Опытная Шатурка не просто дымит на все пять тысяч киловатт — она становится своего рода лабораторией новой техники. Испытанные здесь топки Макарьева полностью решают проблему сжигания торфа, признаются образцовыми и у нас и за рубежом, позволяют строить на торфяных массивах крупные районные станции.

Коминтерн создает «Временный заграничный комитет помощи России». Ленин обращается за поддержкой к пролетариям мира. Горький в своем воззвании к интеллигенции говорит:

— Смею верить, что культурные люди Европы и Америки, поняв трагизм положения русского народа, немедля помогут ему хлебом и медикаментами.

Манчестерские ткачи, металлисты Вены, Турина, Гамбурга, которые сами «сидят на карточках», отчисляют советским братьям последние крохи. Докеры Нью-Йорка, Глазго, Лондона, сказавшие так недавно «Руки прочь от России!» при отправке оружия белогвардейцам, теперь безвозмездно, вопреки воле своих правительств, грузят продовольствием пароход за пароходом. Герберт Уэллс выступает и дома, в Англии, и за океаном, в Америке, собирает фунт за фунтом, доллар за долларом на выручку Советской республике. Анри Барбюс колесит по Франции — организует сборы и пожертвования. Анатоль Франс отдает голодающим Поволжья только что полученную Нобелевскую премию. Пять русских коммунистов, заключенных в Ковенской тюрьме, отказываются от продовольствия, присылаемого из советской миссии, в пользу голодающих России. Одновременно все заключенные литовские коммунисты отказываются от тюремного пайка в пользу голодающих, несмотря на то что незадолго до этого они сами выдержали тюремную голодовку.

А на берегах Волхова, на левом, возле села Михаила Архангела, на правом, в Дубовиках, собрались мужики-отходники ближних, да и не ближних губерний. У самой воды рубят опорные ряжи калужские плотники. Бородатые, незатейливые с виду мужики — лыком подпоясаны, да не лыком шиты. Вон хоть тот дядя в добротных яловых сапогах, густо стелющих по ветру ядреный дух дегтя, — на Всемирной выставке в Лондоне срубил в старинном стиле русский павильон, а потом сам был выставлен в нем, как художник-виртуоз. Брал чурбак, клал на торец левую ладонь с растопыренными пальцами и с маху — раз, раз, раз — «промеж пальцев» на пять поленьев разваливал — только ахали, дивясь, англичане...

Стекаются на Волховстройку мастера первой руки, гонят барки и плоты, ладят дома и лесопилки, дробят камень для засыпки ряжей, долбят лопатами грунт и вывозят на подводах-«грабарках» в отвалы. Дымится земля под салазками — две шестерки коней, запряженных цугом, тянут локомобиль, новгородские мужики ставят временную электрическую станцию для механизации работ, бранятся, ворчат, сетуют: