Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

В какие-то дни она вообще не выходила из дома.

Его локон она хранила в керамической кружечке на каминной полке. Джудит сшила для него шелковый мешочек. Когда девочка думала, что ее никто не видит, она подтаскивала стул к камину и, забравшись на него, снимала памятную кружечку.

Этот локон был такого же цвета, как и ее волосы; его могли бы срезать с ее собственной головы; он струился, как золотистая волна между ее пальцами.

— А как называют того, — однажды спросила Джудит мать, — у кого был брат-двойняшка, а потом его не стало?

Ее мать, окунавшая свернутый фитиль в разогретый жир, замерла, но не обернулась.

— Допустим, если у жены умер муж, — продолжила Джудит, — то ее называют вдовой. А если умерли родители, то ребенок становится сиротой. Но как же теперь называть меня?

— Не знаю, — ответила ей мать.

Джудит смотрела, как капли жира стекали с кончиков фитилей обратно в миску.

— Может, такого названия нет, — предположила она.

— Может, и нет, — вяло согласилась мать.

Агнес поднялась в спальню. Она сидела за столом, где Хамнет хранил в четырех кружках свою коллекцию камушков. Время от времени ему нравилось высыпать их на стол, разбирать и складывать по кучкам в одном ему ведомом новом порядке. Заглянув в каждую кружку, она обнаружила, что в последний раз он собрал их по цвету, а не по размеру и…

Подняв глаза, она увидела, что перед ней стоят ее дочери. Сюзанна держала в одной руке корзинку, а в другой — ножик. Джудит выглядывала из-за ее спины, держа вторую корзинку. Обе они серьезно смотрели на мать.

— Пора, — сказала Сюзанна, — собирать шиповник.

Да, каждый год в это время, когда лето поворачивало на осень, они собирали шиповник, наполняя корзинки плодами, выросшими из цветов. Агнес учила дочерей, как находить лучшие, самые спелые ягоды, расщеплять их ножиком и варить из них сироп от кашля и простуды, чтобы хватило на целую зиму.

В этом году, однако, зрелость и живой огненный цвет ягод шиповника воспринимались с острой душевной болью, так же как ставшие иссиня-черными ягоды на кустах ежевики и бузины.

Ослабевшие и бесполезные пальцы Агнес вяло обхватывали кружки с камешками. Она сомневалась, что будет способна удержать нож и колючие плодоножки, чтобы сорвать эти кожистые, мясистые плоды, покрытые восковым налетом. Представив себе, что придется собирать их, нести домой, очищать от сухих лепестков и черенков, кипятить над огнем… она усомнилась, что способна на такие труды. Она предпочла бы полежать в кровати, закрывшись с головой одеялом.

— Пойдем, — настойчиво добавила Сюзанна.

— Пожалуйста, мама, — тихо произнесла Джудит.

Погладив мать по щекам, дочери взяли ее за руки и потянули за собой; они повели ее вниз по лестнице, вышли вместе на улицу, по пути рассказывая, где обнаружили прекрасный куст шиповника, обильно усыпанный спелыми ягодами. Они убеждали ее, что она обязательно должна пойти с ними; что они покажут ей, где он растет. Живые изгороди кустов пламенели созвездиями ярких плодов шиповника.

Однажды вечером, вскоре после свадьбы, муж повел ее на прогулку и тогда, на той тихой, темной и пустынной улице, она испытала странное волнующее ощущение.

— Посмотрите на небо, — сказал он, встав за спиной жены и, обнимая, накрыл ладонями ее округлившийся живот. Она закинула назад голову, и ее затылок пристроился как раз на его плече.

Над крышами домов раскинулся небесный свод, усыпанный искристыми самоцветами и серебристо-темными провалами. Очерчивая на небе пальцем контуры людей, животных и каких-то родственников, он шептал ей на ухо названия созвездий и рассказывал истории их появления.

Да, он называл их созвездиями. Она запомнила новое слово.

Малышка, то была Сюзанна, пошевелилась в ее животе, словно прислушиваясь.

В одном из писем отец Джудит сообщил, что дела его идут хорошо, передавал им всем сердечные приветы и сожалел о том, что из-за плохих дорог сможет добраться до дома только в начале зимы.

Это письмо читала вслух уже Сюзанна.

Благодаря новой комедии, его труппа имела большой успех. Они показали ее во дворце, и, говорят, она очень позабавила королеву Елизавету. Река в Лондоне покрылась льдом.

— Он хочет купить еще земли в Стратфорде, — радостно прочитала Сюзанна, — а еще он ходил на свадьбу своего друга Конделла, и потом все весело отметили это событие за чудесным свадебным завтраком.

В наступившем молчании, Джудит перевела взгляд с матери на сестру и на письмо в ее руке.

— Какая комедия? — спросила мать.

Джудит вдруг осознала, как не просто жить одной в большом доме. Кто-то постоянно вмешивался в ее игры, или призывал куда-то, или даже ходил за ней по пятам.

В раннем детстве у нее с Хамнетом было одно тайное местечко, в клиновидной щели, ограниченной стенами дворовой кухни и свинарника: протиснуться туда можно было только боком, но дальше щель расширялась до треугольного в плане пространства. И там вполне могли сидеть двое детей, вытянув ноги и упираясь спинами в каменную стену.

Джудит собрала солому с пола мастерской и спрятала ее в складках юбки. Оглядевшись и убедившись, что ее никто не видит, она проскользнула в знакомую щель и добавила принесенные соломины в крышу. Следом за ней проскользнули котята, уже ставшие кошками, у двоих из них были одинаковые полосатые мордочки и белые носочки на лапках. Она любила посидеть в их тайном убежище, сложа руки, ожидая, что он придет к ней, когда захочет.

Сидя под соломенной крышей, она напевала для собственного удовольствия и для кошек незатейливый мотивчик со странными бессмысленными словечками: «Тура-лура-тира-лира-ай-ай-айяай» — они повторялись на разные лады, постепенно проникая к ней в душу, насыщая и наполняя внутреннюю пустоту этой странной музыкой, хотя, конечно, никак не могли ее заполнить, ведь зияющая пустота не имела ни дна, ни стен.

Кошки неотрывно смотрели на нее своими круглыми зелеными глазами.

Агнес, держа в руках поднос с медовыми сотами, стояла на рынке в компании четырех женщин. Среди них была и ее мачеха, Джоан. Одна из женщин пожаловалась, что ее сын отказывается поступить в обучение к мастеру, о котором договорились они с мужем, и начинает кричать, если они пытаются уговорить его, заявляет, что никуда не пойдет, и им никак не удается заставить его. «Отец задал ему изрядную трепку, — прибавила она, вытаращив глаза, — но и это не помогло».

Джоан, подавшись вперед, поделилась тем, что ее младший сын нынче утром отказался вставать с постели. Другие женщины посетовали, сочувствуя ей. «А по вечерам, — страдальчески сморщившись, продолжила она, — никак не уляжется, топает по дому, как слон, подбрасывает дрова в камин, требует еды и никому не дает спать».