Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

— Этот дом вполне устраивал вашего отца, — визжала она, выставляя утром на стол овсянку, — почему же он вдруг стал недостаточно хорош для вас? Чего ради вам взбрело в голову сдирать старую солому, лишая нас крыши над головой?

— Хочешь услышать мой совет? — спросила Агнес.

Бартоломью пожал плечами, мрачно поджав губы.

— С Джоан надо притворяться, — продолжила Агнес, когда впереди появились первые лавки рыночной площади, — делать вид, что ты вовсе не хочешь того, что на самом деле хочешь.

Бартоломью хмыкнул с явным сомнением.

Агнес задержалась возле прилавка с сырами и поздоровалась с женщиной в желтой шали.

— Пусть она уверится в том, что ты передумал, — пояснила она, немного обогнав его и прокладывая ему путь через суматошную рыночную толпу, — что больше не хочешь ничего перестраивать. Мол, ты решил, что это слишком хлопотно и дорого. — Агнес оглянулась на него через плечо. — И я тебе обещаю, не пройдет и недели, как она примется твердить тебе, что в доме стало слишком тесно, им давно нужны дополнительные комнаты, а ты не хочешь пристроить их исключительно потому, что слишком ленив.

Бартоломью обдумывал ее слова, пока они пересекали площадь.

— И ты думаешь, так и будет?

Агнес замедлила шаг, поджидая его, и дальше они опять пошли рядом.

— Джоан всегда чем-то недовольна и не может жить спокойно, если другим хорошо. Ее радует только, когда удается сделать других такими же несчастными, как она сама. Она предпочитает искать компанию своему вечному недовольству. Поэтому надо скрыть то, что может порадовать тебя. Убеди ее в том, что ты хочешь совсем другого. Тогда все будет так, как тебе хочется. Вот увидишь.

Агнес уже собиралась повернуть в сторону Хенли-стрит, когда Бартоломью вдруг решительно подхватил ее под руку и направился вместе с ней к другой улице, в сторону здания гильдии, по направлению к реке.

— Давай немного прогуляемся, — предложил он.

Она немного помедлила, недоуменно взглянув на брата, однако молча приняла его предложение.

Они прошли мимо окон новой королевской школы. Возможно, даже услышали, как ученики отвечали на вопросы учителя. Бартоломью толком не понял, что они произносили: математические формулы, спряжения глаголов или стихи. Из окон доносились ритмичные, мелодичные голоса, похожие на поющих вдалеке болотных птиц. Взглянув на сестру, он заметил, как она вдруг ссутулилась и опустила голову, словно пытаясь защититься от детских голосов. Почувствовав, как она сжала его руку, он понял, что ей хочется скорее уйти с этой улицы, что они и сделали.

— Ваш муж, — сказал Бартоломью, пока они пропускали лошадь, — прислал мне письмо.

— Правда? — заинтересовалась Агнес. — Когда?

— Он поручил мне купить дом для него и…

— Почему ты не говорил мне?

— Да вот говорю же.

— Но почему не говорил раньше, до того, как я…

— Так ты хочешь увидеть его?

Она поджала губы. Он понял, что ее желание отказаться соперничает с любопытством. Она предпочла с притворным равнодушием пожать плечами.

— Покажи, если хочешь.

— Нет уж, — возразил Бартоломью, — важно, хочешь ли этого ты?

— Возможно, в следующий раз, — она опять пожала плечами, — когда я…

Бартоломью поднял руку и показал на какое-то здание, стоявшее на противоположной от них стороне улицы. Огромный дом, пожалуй, самый большой в городе, с массивной входной дверью в середине фасада, с тремя этажами, громоздившимися друг над другом, высился на углу улицы, так что фасад был обращен к ним, а боковая часть уходила в глубину участка.

Агнес посмотрела, куда он показывал. Он заметил, что она увидела нужный дом. Видел, как она внимательно осмотрела его и озабоченно нахмурилась.

— Где? — спросила она.

— Там.

— Тот дом?

— Да.

Она напряглась, на лице отразилось явное замешательство.

— Но с какой стороны? Какие комнаты?

Бартоломью поставил корзину на землю и, покачавшись на каблуках, весело ответил:

— Все.

— Что ты говоришь?

— Весь этот дом с участком, — заключил он, — теперь ваш.

Новый дом наполнился звуками. Они никогда не смолкали. По ночам Агнес, к чему-то прислушиваясь, бродила босиком по его коридорам, лестницам, комнатам и проходам.

В новом доме дребезжали в рамах оконные стекла. Ветер превращал дымоход в духовой инструмент, издающий печальные завывания в нижнем зале. По ночам также кряхтели, потрескивая, деревянные стенные панели. Ворочались и вздыхали в своих корзинах собаки. За стенами бегали невидимые глазу мыши, постукивая своими коготками. В большом дворовом саду шелестели ветви деревьев.

В этом новом доме Сюзанна спала в комнате, находившейся в дальнем конце коридора; зная о ночных похождениях матери, она запирала свою дверь. Спальни Джудит и Агнес находились рядом; девочка спала плохо, словно скользила по поверхности сна, часто просыпалась и никогда не погружалась в глубокий сон. Если Агнес открывала дверь, то тихий скрип петель мгновенно будил Джудит, и она, поднявшись с подушки, спрашивала: «Кто там?» С обоих боков у нее на одеяле спали кошки.

В новом доме Агнес сумела убедить себя в том, что если теперь она, прогулявшись по городу, пройдет через рыночную площадь и поднимется по Хенли-стрит, то обнаружит, что за дверью их бывшего дома все осталось по-старому: там живет женщина с двумя дочками и сыном. Конечно, не совсем по-старому, поскольку там уже не будет Элизы и ее мужа-шляпника, однако ее маленькая семья будет в полном составе, и такой, какой могла бы уже стать к этому времени. Сын будет старше, выше и шире в плечах, его голос станет по-мужски низким и более уверенным. Он устроится за столом, закинув ноги на соседний стул, и начнет болтать с ней — как он любил поболтать, — рассказывая о том, как прошел день в школе, о новых полученных им знаниях, о том, каких однокашников наказали, а каких — похвалили. Он будет сидеть там, его шапка будет висеть на крючке за дверью, и сам он, заявив, что ужасно проголодался, попросит накормить его.

Агнес позволяла этим образам заполнять ее сознание. Она надежно охраняла их, как спрятанное в сундуке сокровище, и только в одиночестве, когда бродила одна по огромному новому дому, извлекала их из тайника души, чтобы заново отполировать и полюбоваться ими.

Сад она восприняла как свои угодья, свои личные владения; большой, как особняк, дом вызывал слишком много внимания, привлекал восхищенные и завистливые взгляды, возбуждал массу вопросов о ее муже: чем он занимается, как идут его дела и правда ли, что он частенько бывал при дворе? Этот дом одновременно привлекал и отпугивал людей. С тех пор, как ее муж приобрел его, люди постоянно судачили и сплетничали об этом. Встречая ее, они выражали лишь свое удивление, но она знала, о чем говорилось за ее спиной: как же ему удалось так разбогатеть, ведь он всегда был на редкость бестолковым, ветреным и придурковатым, вечно пялился на облака, где же он раздобыл столько денег, может, занялся там, в Лондоне, чем-то незаконным, что неудивительно, учитывая делишки его отца, разве можно честно заработать такие деньжищи в каком-то театре? Совершенно невозможно.