Юрий Корочков - Цена свободы

Сейчас, читая письма своего многолетнего командира и старинного приятеля, Ваня Куприянов испытывал странное чувство. Он как бы представлял перед собой себя прежнего, такого, каким был ещё в начале этой весны, или, лучше, при подготовке к отплытию «Крейсера». Как они тогда кутили с Пашкой Нахимовым и Мишей Рейнеке. Задолжали, помнится, преизрядно и скрылись на отплывающем корабле, а потом до самого Сан-Франциско откладывали жалованье, и Паша, прикидываясь наивным дурачком, писал слёзное письмо с извинениями и приложением всех отложенных за полгода денег. Представлял он и свою реакцию на сообщения товарищей. Но он больше не был тем Ваней Куприяновым, что-то в жизни неуловимо изменилось и заставило измениться его самого. Сейчас, думая как он был бы рад предложению должности старшего помощника капитана на «Азове» Иван Антонович невольно усмехался своей былой наивности.

Он ещё не понимал, но чувствовал, что в его жизни произошёл некий перелом. Один из первых учеников тогда ещё не только не знаменитого, но почти никому и неизвестного Лазарева, совершивший вместе с ним два кругосветных путешествия, закалённый во льдах южного полюса и заработавший заслуженную репутацию одного из лучших штурманов флота, лейтенант проходил внутреннее перерождение, произошедшее в своё время и с его учителем. Он взрослел, взрослел не физически, но духовно: степень принятой на себя ответственности необратимо меняла душу. Так происходит всегда и со всеми, вот только мера у всех разная. Дети постепенно учатся отвечать за самих себя, потом за своих младших братьев и сестёр, с возрастом эта ответственность охватывает всё больше сторон жизни и в юности становится полной, но это только начало. Создавая семью, молодые родители отвечают уже не только за себя, но друг за друга и за детей. Очень часто на этом всё и заканчивается, но нашему герою повезло. Как военный человек он принял, а в антарктических льдах и осознал, ответственность за подчинённых и корабль. Во второй кругосветке, когда от них зависело снабжение колонии зерном в неурожайный год, и он объехал почти всю Калифорнию, скупая хлеб по мелочёвке, мера ответственности возросла до жизней целой колонии, а сейчас, что выпадает на долю лишь немногих, он почувствовал ответственность за будущее всей России. Иван Антонович так никогда и не осознает, как же ему повезло: да, он не станет героем Наварина, но теперь, привыкнув к ответственности, научившись мыслить абсолютно самостоятельно, не рассчитывая на чью бы то ни было подсказку, он становился одной из самостоятельных фигур в мировой истории.

Отложив письма, наш герой вернулся к обдумыванию того, как ему лучше всего решить обрисованную вчера Логгином Петровичем Гейденом задачу. Сил ему выделялось теперь более чем достаточно: помимо остающейся под его непосредственной командой «Лизетты», в его распоряжение поступали все десять канонирских иолов флота, а это сила, с которой в шхерах вынужден считаться даже линкор. На каждом иоле установлено по самой мощной во флоте длинной тридцатидвухфунтовой пушке, способной сокрушать борта самых больших кораблей, которые, в свою очередь, будут в шхерах почти неподвижными огромными мишенями. Сами иолы, являясь небольшими парусно-гребными судами, напротив, в указанных обстоятельствах практически неуязвимы для ответного огня. А ведь кроме иолов ему подчинены ещё и два палубных бота, три вооружённых пушками баркаса, два катера и два транспорта для снабжения. Впрочем, рассматривать баркасы и катера как боевые суда не приходится. Скорее они нужны для выполнения официально главной и по настоящему важной, хотя для него и второстепенной задачи описи архипелага.

На этот раз, как и много раз прежде, начальство решило запутать вероятных шпионов и в качестве главной и единственной задачи в официальном приказе обозначило второстепенную. Куприянов, кстати небезосновательно, думал, что это общая практика. Ведь если в его первом кругосветном плаванье официальная цель исследования южных морей практически не расходилась с тем, что они на самом деле и делали, а лишь уточнялась предписанием поиска подходящих тайных стоянок, пригодных для отдыха и ремонта судов, то во второй кругосветке с официальной целью вовсе не задалось: «Крейсер» так и не совершил ни одного патрульного плавания в водах компании. Да, Михаил Петрович ругался с её руководством, предъявлял бумаги и предписания, но факт остался фактом: разгрузили груз, к которому, кстати, им не позволили притронуться, сходили в Сан-Франциско за пшеницей для голодающей колонии, а потом их на двое суток свезли на берег! Всех, включая капитана, что вообще неслыханно! Когда команде позволили вернуться на корабль, трюм был опечатан, а в качестве сопровождающего при грузе остался крайне необщительный тип – доверенный приказчик компании Сидор Афанасьевич Епанчин. И уже на следующий день с отливом они на всех парусах отправились домой, в Санкт-Петербург. Вот и думай теперь, чего такого срочного и ценного они везли через весь земной шар, что в итоге, не выполнив официального распоряжения Морского Ведомства, не только не были наказаны, но, напротив, награждены сверх всякой меры внеочередными званиями и пожизненной прибавкой к жалованью. Так и сейчас. Только теперь за выполнение неофициального устного, но от того ещё более важного распоряжения отвечает уже лично он, лейтенант Куприянов.

Итак, не нужно забывать о букве приказа, тем более она может быть прекрасно совмещена с его духом. Стоит разбить лагерь флотилии на одном из островков неподалёку от Эккерё, где располагается последнее чисто русское отделение почты, и держать там в кулаке иолы, посылая яхту и боты на разведку и параллельно картографируя архипелаг. Неплохо было бы найти и схроны мятежников, которые, по слухам, находятся там же в Аландах, но надежды на это мало – всё же более шести тысяч островов, а сил у его отряда отнюдь не бесконечно.

На подготовку отряда к выходу в море против ожиданий ушёл почти месяц напряжённой работы и мотаний между Свеаборгом и Петербургом, где в купеческой гавани мирно стояли у стенки списанные транспорты. «Весна» и «Лето» изначально были частными купеческими судами, в 1820 году их купили в качестве транспортов для нужд флота, а во время наводнения 1824 года оба судна были выброшены на мель в средней гавани Кронштадта. После снятия с мели и освидетельствования флотской комиссией оба они были назначены к разборке в прошлом 1825 году, но и сейчас, летом 1826 года ждали своей судьбы. Естественно никто не планировал отправлять их в море, пока не поступило распоряжение адмирала Моллера экстренно подготовить транспорты к кампании. Когда 21 июня Иван Антонович Куприянов поднялся на борт «Весны» плотники уже закончили конопатку и смоление корпуса, а в трюм был загружен полугодовой запас продовольствия для всего отряда. С «Летом» было хуже: похоже, что корпус видавшего виды транспорта, построенного в своё время из не самого доброкачественного леса, основательно прогнил ещё до наводнения. В то же время транспорт был совсем не лишним для отряда, состоящего по большей части из небольших беспалубных судёнышек, совершенно не приспособленных для длительного пребывания в автономном плавании. После тщательнейшего осмотра судна наш герой решил, что его вполне можно использовать в качестве плавказармы, намертво ошвартовав неподалёку от лагеря экспедиции, который всё же придётся разбить на берегу. Поговорив с распоряжавшимся работами на транспортах старым обер-сарваером и заплатив ему небольшую сумму за ускорение работ и дополнительный контроль над их качеством, успокоенный лейтенант направился прямиком в офицерское собрание.