Игорь Додонов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Вернёмся, однако, к вопросу с датой «12.06.1941». Неужели она действительно фигурирует в «Уточнённом плане…»? И да, и нет. Поясним.

Дело в том, что в опубликованном варианте мартовского плана этой даты нет. Но, по утверждению генерала армии М.А. Гареева, дата эта есть в тексте плана, хранящемся в архиве:

«Показательно, что уже в «Соображениях по стратегическому развёртыванию вооружённых сил» от 11 марта 1941 г. в разделе задач Юго-Западному фронту рукою Н.Ф. Ватутина сделано характерное дополнение: «Наступление начать 12.6.»» [47; 543].

М. А Гареев говорит, что данная фраза была вписана Н.Ф. Ватутиным карандашом в основной текст плана, собственноручно выполненный чернилами А.М. Василевским [47; 543].

Сомневаться в свидетельстве генерала М.А. Гареева не приходится, ибо таковым он, в сущности, «играет» против себя. М.А. Гареев является последовательным противником любой из версий начала Великой Отечественной войны, отличающейся от официальной советской, и уж если он сказал, что подобные слова в текст плана вписаны, то так оно и есть.

Но эта информация не только не прояснила, а, наоборот, запутала проблему, породила массу вопросов. Из них – самый главный: кто, когда и по какой причине мог дать указание Ватутину дополнить текст плана этой фразой?

Сторонники теории упреждающего удара, в частности, М. Мельтюхов, отвечают на него однозначно: «Конечно же, Сталин». Якобы Ватутин мог это сделать только со слов Сталина, у которого он был в те дни несколько раз [47; 543-544]. На самом деле, Н.Ф. Ватутин посетил Сталина дважды в январе, а ни

в феврале, ни в марте у него не был [47; 544]. Между тем, совершенно ясно, что решение, приведшее к появлению этого дополнения, могло быть принято только в марте, ибо дата вписана в уже готовый текст плана (причём, вписана карандашом (!)).

Допустим, что Н.Ф. Ватутин не получал каких-то указаний от Сталина лично, а получил их, скажем, через Г.К. Жукова. Но вот вставка карандашом позволяет усомниться в наличии этих указаний, т.е. какого-то политического решения о начале войны.

В самом деле, будь такое решение принято, план, наверняка, обрёл бы «приличный» вид, его подписали бы, т.е. дали ход, а директивы, на нём основанные, пошли бы в западные приграничные округа. Но хода плану не дали, и директив на его основе не было. Во всяком случае, о последних по сей день ничего не известно, и можно только фантазировать про то, что их позасекретили или поуничтожали (но оставим это занятие «резунистам»; они его очень любят). Словом, как верно отмечают Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик, «Уточнённый план…» представляет «несомненный интерес только с точки зрения истории развития предвоенного советского военного планирования» , т.к. на практике в жизнь он не воплощался [47; 344].

С учётом вышесказанного карандашную вставку, сделанную рукой Н.Ф. Ватутина, можно рассматривать как след неких размышлений генштабиста. И уж очень сомнительным выглядит утверждение М. Мельтюхова, что вставка эта, буквально, поставила на «твёрдую почву фактов» вопрос об определении даты советского нападения на Германию [51; 66].

Нельзя не заметить и следующее: насколько текст мартовского плана известен, фраза о наступлении противоречит его характеру, т.к. в основе плана лежала идея ответного удара, если угодно, стратегия активной обороны. Кроме того, как уже отмечалось, в мае появились новые «Соображения по стратегическому развёртыванию…». Этот документ также ставит под огромный вопрос рассуждения М. Мельтюхова и его сторонников по поводу «Уточнённого плана…».

М. Мельтюхов это понимает и пытается лавировать:

«Высказанное в литературе мнение о том, что «план от 11 марта 1941 года является самым точным итоговым выражением общепринятых взглядов и наиболее точно отражает персональную позицию Сталина», можно принять лишь частично. Действительно, в этом документе изложена квинтэссенция «общепринятых взглядов» советского руководства на начало войны, но он не был итоговым, поскольку процесс разработки советского оперативного плана продолжался. Версия о том, что «в основу документа была положена оборонительная стратегия», не имеет никакого основания. Дело в том, что в нём было чётко указано: «Наступление начать 12.6.»» [50; 114], [47; 545].

В отношении «чёткости» указания даты нападения М. Мельтюхов допускает явное преувеличение. Как раз чёткости и ясности этому указанию и не хватает. Интересно, как М. Мельтюхов объясняет появление майских «Соображений…»: оказывается это следствие продолжавшегося после появления мартовского плана процесса планирования [50; 114]. «Уточнённый план…», таким образом, превращается только в начальную стадию планирования превентивной войны с Германией. 6

___________________________________

6Необходимо заметить, что в своей работе « Германия в советском военном планировании в 1940-1941 гг.» М.Мельтюхов высказывает положение, что мысль о превентивном ударе по рейху в скрытой форме присутствовала во всех разработках Генштаба РККА в 1940-1941 годах. В «Соображениях…» от 15 мая 1941 года она была всего лишь сформулирована открыто [50; 114].

На наш взгляд, против такой точки зрения говорит весь ход и содержание советского военного планирования.

Примем такое объяснение. Можно даже допустить, что план превентивного удара по Германии, развиваясь, сохранял прежнюю дату нападения, т.е. 12 июня, так как майские «Соображения» никакой конкретной даты удара не содержат.

Но, как известно, никаких враждебных действий против Германии со стороны СССР 12 июня 1941 года не последовало. Чем объясняет это М. Мельтюхов? Он пишет:

«Однозначно ответить на вопрос о причинах переноса этого срока в силу состояния источниковой базы (выделено нами – И.Д., В.С.) не представляется возможным. Можно лишь высказать некоторые предположения на этот счёт. «Не помню всех мотивов отмены такого решения,– вспоминал Молотов 40 лет спустя.– Но мне кажется, что тут главную роль сыграл полёт в Англию заместителя Гитлера по партии Рудольфа Гесса. Разведка НКВД донесла нам, что Гесс от имени Гитлера предложил Великобритании заключить мир и принять участие в военном походе против СССР… Если бы мы в это время (выделено автором – И.Д., В.С.) сами развязали войну против Германии, двинув свои войска в Европу, тогда бы Англия без промедления вступила бы в союз с Германией… И не только Англия. Мы могли оказаться один на один перед лицом всего капиталистического мира…»

Опасаясь возможного прекращения англо-германской войны, в Кремле сочли необходимым повременить с нападением на Германию. Лишь получив сведения о провале миссии Гесса и убедившись в продолжении англо-германских военных действий в Восточном Средиземноморье, в Москве, видимо, решили больше не откладывать осуществление намеченных планов. 24 мая 1941 года в кабинете Сталина в Кремле состоялось совершенно секретное совещание военно-политического руководства, на котором, вероятно, и был решён вопрос о новом сроке завершения военных приготовлений. К сожалению, в столь серьёзном вопросе мы вынуждены ограничиться этой рабочей гипотезой, которую ещё предстоит подтвердить или опровергнуть на основе привлечения новых, пока ещё недоступных документов (выделено нами – И.Д., В.С.) » [51; 67-68].