Лариса Шкатула - Казачья доля: воля-неволя

– А это можно будет сделать? – с некоторой робостью поинтересовалась Люба; то, что многим в станице, да и ей самой казалось трудно осуществимым, этим молодым строителем воспринималось, как нечто само собой разумеющееся.

– Конечно, можно. Правда, это вам обойдется в копеечку – придется трубы, насосы и все прочее возить из города на телегах, но, как говорится, хочется, хуже, чем болит. У вас ведь есть деньги на все на это?

– Деньги-то есть, – Люба будто в задумчивости поджала губы. И этому строителю она не собиралась признаваться в том, сколько у нее денег и откуда. – Но не знаю, надолго ли их хватит. Все равно мы будем строить до тех пор, пока не кончатся.

– А потом?

– А потом я буду думать, где достать еще…

Он опять как-то потаенно улыбнулся, так что его улыбку она скорее почувствовала, чем увидела.

– Хочу спросить о главном: вы готовы мне доверять?

– В чем? – не поняла Люба.

– Во всем. Материалы ведь буду покупать я, не так ли? И они должны быть хорошего качества.

– Мне казалось, что я тоже…

– И вы тоже, но не всегда у вас может получиться – хозяйство большое, везде нужно успеть. У вас могут появиться свои дела, и в то же время доверить вам, закупать все самостоятельно, я не смогу.

Люба приготовилась обидеться, но он поспешил объяснить:

– Вам ведь не приходилось делать этого прежде?

– Не приходилось.

– Вот, а желающие обмануть новичка всегда найдутся.

Он посмотрел на колышки, промерил всю длину ногами и взглянул на хозяйку будущего дома.

– Да, вы и в самом деле размахнулись. Это же не дом, а целый дворец. Может, доверите мне разметить фундамент?

– Фундамент?

– Именно. Это ведь не ваши… турлучные стены. Камню, да еще выложенному в два этажа, хорошая опора требуется… А вообще, я вам очень благодарен.

– За то, что я вам даю работу?

– За возможность воплотить в жизни все, о чем я мечтал еще в институте.

– Вы что же… – Любу озарила внезапная догадка. Она даже вздрогнула от осознания. – Вы никогда прежде не строили домов?

– Никогда, – он испытывающе взглянул на нее. – Но меня этому учили опытные строители. Вы ведь не побоялись взяться за такое дело, за которое до вас никто не брался. По крайней мере, в вашей станице.

Что же это получается? Дом ей будет строить тот, у которого, кроме бумаги, нет на это права… Что она говорит!.. А вдруг случится так, что дом, им построенный, возьмет и завалится, вся станица будет смеяться над Любой Гречко… то есть, Бабкиной, как она хотела вознестись над всеми станичниками. Ха-ха. Решила каменный дом построить!

– Вы не бойтесь, – сказал ей этот самый… Леонид Владимирович. – У меня кроме теории, есть и практические навыки. Например, я несколько раз помогал опытным строителям и перенял их опыт… И вообще, глаза боятся, а руки делают! Начнем?

– Начнем, – вздохнула Люба.

Она согласилась. А что ей оставалось?

– Я тут уже кое-что узнал, – говорил между тем строитель. – Например, кирпич лучше брать на заводе Ситникова, потому что у него один десяток – на копейку дешевле.

– У нас говорят: дешевле рыбка – погана юшка! – ехидно заметила Люба; не все ж одному строителю учить ее уму-разуму.

– Мудрое замечание, – согласился Леонид Владимирович, – только Ситников недаром цену низкую держит. У него производство налажено таким образом, что он может производить кирпич с меньшими затратами, а вовсе не в ущерб качеству! Так что я обещаю и впредь следить за тем, чтобы не удорожать строительство. Тогда, глядишь, хватит и тех денег, что вы припасли.

– Я не припасла, – покраснела Люба, – это мой муж… говорят, в бою добыл. Брат оказался рядом с ним, вот мне его деньги и переслал.

– А где же ваш брат? Или у него слишком большая семья, чтобы помогать еще и вам?

– Мой брат на каторге, – выпалила Люба.

Она старалась не признаваться даже самой себе: после того, как станичники узнали про осуждение Семена, они не то, что откачнулись от семьи Гречко, а как-то сделались холоднее, что ли. Наверное, в свое время Люба и сама поостереглась бы водить дружбу с семьей каторжника. Потому она и призналась во всем строителю: пусть знает. А вдруг ему не захочется, связываться с той, у которой брат на каторге?

– Что поделаешь, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, – просто заметил строитель.

– И вы говорите об этом так спокойно?

– А я должен теперь от вас шарахаться? Обходить, будто прокаженную…

– Нет… но некоторые наши станичники… как раз и стали обходить нас стороной.

– Ваш брат убил кого-нибудь?

– Он украл лошадей… с клеймом царской конюшни.

– Он и раньше… занимался конокрадством?

– Нет, что вы! У него два георгиевских креста за храбрость. Никогда копейки ни у кого не взял. А тут… У него мечта была, вывести лошадь кубанской породы. Говорил, что же, донские казаки могут, а мы – нет?

– Бес его, значит, попутал? Что ж, с мечтами так бывает: кто очень сильно чего-то хочет, в некоторый момент будто слепнет. Точнее, близость мечты его ослепляет, и он забывает обо всем, чему учили его отцы и деды…

– Вы так говорите, будто брата не осуждаете.

– Скажем так, я его понимаю. Осуждать… кто без греха, пусть бросит в меня камень. Думаю, он достаточно поплатился за свою мечту.

Нельзя сказать, что незаметно прошло время, но как ни медленно оно тянулось, минуло два с половиной года с тех пор, как Семена по этапу пригнали на каторгу, на соляной промысел. Никогда прежде он не думал, что отсутствие свободы может так изменить человеческую сущность.

Сейчас никто бы не узнал в этом худом поникшем каторжанине с искорками седины в нестриженных волосах бравого казака Семена Гречко.

Работа была тяжелая, выматывающая, нескончаемая, и потому Семен не находил ничего лучшего, как думать о своем будущем. О том, которое наступит… через пять с половиной лет. Он отработал треть положенного срока. Даже чуть меньше.

Все это время его постоянно бросало от надежды к полной безнадежности. Вся его жизнь в один миг сломалась, превратилась в жалкое подобие того, что могло бы быть, не начни Семен воплощать в действительность свой безумный план.

Из похода в горские аулы казачий полк вернулся победителем. И командир обещал дать казаку Гречко третью награду, потому что он вел себя безупречно, со своим конем ходил в разведку, сражался в открытом бою с таким умением, что горцы, и сами отчаянные воины, порой шарахались при одном взгляде на этого отчаянного казака…

Все должно было сложиться наилучшим образом. Но Семен сам все испортил. Он думал, что ради достижения мечты можно и украсть.

Между тем, новости по России, хоть и с опозданием, доходили и в этот нелюдимый край, где Семен и его товарищи добывали для страны соль.