Олег Велесов - Лебедь Белая

– А ты проверь.

Ему хотелось проверить. Ох, как хотелось! Но не гоже княжьему сыну с бездомным бродягой силой мериться. Милонег губы покривил и усмехнулся.

– Может и сведёт нас Перун на ратном поле, да только не сегодня. Сегодня тебе такой чести не доставлю, – голос его стал холодным и спокойным. – Если дел у тебя боле нет, так говорить дальше не о чем. Пошёл вон.

Я не шелохнулся.

– Гоните его!

Дружинники двинулись ко мне. Не все, двое. За оружие не взялись, решили кулаками обойтись. Видимо, пример Белорыбицы ничему их не научил, а может и правда поверили, что не один я был. Ну да не моя в том вина. Я повёл плечами, разминаясь, хрустнул пальцами. Двоих я одолею, не беда, но под сердцем заныло. Лучше идти, как обещал, на торг, бить в колокол. Здесь я правды не добьюсь. А останусь, то как есть посчитают мне рёбра, переберут каждое по отдельности, а потом руки-ноги поломают и выбросят за ворота.

– Оставь! – властно долетело с крыльца.

Дружинники послушно остановились и почтительно склонили головы. По ступеням сходил князь – в простой рубахе, вокруг шеи гривна, на голове тонкий венец; лицо спокойное, отрешённое. Рядом княгиня, по левую руку Милослава. Тонкая, светлая и такая… Я часто думал о том, как поведу себя, когда снова встречу её. Казалось бы, ничего особенного в девке этой нет – нос, уши, коса русая. У других то же самое, взять хоть Радиловну, хоть любую чернавку из портомойни. Но стоило взглянуть на неё вновь, как разом вздулись жилы на висках, и в душе заклокотала обида: сам виноват. Сам.

Я с трудом отвёл взгляд от Милославы и поклонился князю.

– Здравствуй, отец.

– Здравствуй, Радонег.

Он подошёл ко мне, и я грешным делом решил, что он руку сейчас протянет, пожелает здравствовать, и почувствовал, как откликается что-то внутри и начинает тянутся в ответ. Но нет, не протянул. Княгиня с Милославой остались возле крыльца. Милонег шагнул вперёд, губы свела досада. Дружинники вокруг напряглись и озаботились. Милослава вздёрнула бровки и впервые посмотрела на меня не с ненавистью, а с удивлением. Бродяга в потёртой кожаной безрукавке вдруг стал княжьим сыном.

– Не думал тебя увидеть, Радонег.

– Мать моя где? – спросил я.

Он потемнел, и то, что начало было откликаться между нами, пропало окончательно.

Шаткой походкой подошла княгиня, взяла его под руку. Красивая. Ей бы спелой пшеницы в косу вплести да небом в глаза брызнуть, так один в один мама моя перед нашим расставанием. Только вот пятна жёлтые на впалых щеках. Милонег говорил, болела она, видно, не оправилась ещё.

– Не думал тебя увидеть, – сказал князь, словно не слыша моего вопроса. – Не думал. Но раз уж… Проходи, будь гостем.

– Гостем, вот как? Спасибо, отец. Не домой, стало быть, вернулся.

– От дома ты отказался, когда с проезжими русами сбежал.

– Сбежал? Или вынудили? Может ты и забыл, как мытарил меня придирками да злобой своей, а я помню. За стол ты свой княжеский дрожал, боялся, не хотел, чтоб он мне перешёл. Теперь-то на кого его оставить собираешься?

– С князем разговариваешь, – прошипел Милонег, делая ещё шаг вперёд.

– А тебе, братец, помолчать в самый раз, – обрезал я его. – За мать с тебя спрос не меньший!

Резко сказал. Милонег вскипел, забегал глазами, меч в его руке вздрогнул и начал подниматься. Ну что ж, брат, – во мне взыграла кровь – захотел-таки боя? Получишь. Я потянул саблю. Глянем сейчас, насколько ты в самом деле хорош.

Но отец вмешался снова.

– Оставь! Сдурели оба? Не хватало ещё, чтоб братья меж собой передрались. Оставь! Радонег, саблю в ножны. Говорить пришёл? Говори. А ты, – это он уже младшему, – ещё раз за меч схватишься, на дальнюю межу поедешь лягушек считать.

Милонег затрясся, задышал часто. Не легко было гордыню усмирить, но усмирил. Опустил голову, скрипнул зубами. Я задвинул саблю, сложил руки на груди. Кровь от головы отхлынула, освободила место здравым мыслям. Вот бы люди посмеялись, услышав, как братья на княжьем подворье друг дружку поубивали. И чего взялись? Маму уже не вернёшь. Кто больше виноват в её смерти, кто меньше – никогда не решишь, а обвинениями сыпать, только злобу копить.

– Ладно, оставим прошлое, – согласился я. – Прав ты, отец, отныне не мой это дом, но и гостем в нём быть не желаю. С тобой под одной крышей? Нет. Кроме упрёков от тебя ничего в жизни не видел, как будто виноват я перед тобой в чём. Да только в чём мальчишка перед мужем провиниться может?

– Правду хочешь? – князь подался вперёд. – Хочешь? Так слушай! Не праздную я мать твою взял. Силой! Любил безумно, вот Чернобог и попутал. Так что не сын ты мне. Отец твой на этом месте мне вызов бросил и проиграл. Хороший гридь был да молод слишком, горяч, получил ножом в шею. Вот тебе правда. Хотел ты её?

Я выдохнул. То-то я чуял нелюбовь его. Теперь понятно, за что он на ребёнка злость свою изливал. Обидно. Спасибо тебе, госпожа Макошь, постаралась, навила узелков на моей нити. Из изгоев в князи, из князей в безродные псы. Впрочем: не отец, так не отец. Мне только легче стало.

– Ну и то хорошо. Все наши недомолвки на том и закончились. Теперь, если позволишь, девку заберу и пойду.

– Девку? – воскликнул князь как будто со сна. Он, верно, думал, что я подобно отцу вызов ему брошу… Может и брошу когда, да только не здесь и по-другому делу. А ныне у меня другие заботы имеются.

– Её, – я указал на Милославу.

– Меня? – удивилась та, а князь плечами пожал.

– Бери, коли пойдёт.

– А с чего мне идти с ним? – с вызовом проговорила она.

Тогда я достал из загашника вещичку, которую мне бабка на берегу Днепра дала, расправил и протянул ей. На ладони моей затрепыхался тонкий девичий поясок. Милослава вздрогнула.

– Откуда…

– Бабушка твоя велела передать. Сказала, чтоб домой возвращалась. Собирайся.

Милонег снова затрепетал негодованием.

– Отец, как же так…

– Пусть идёт. Она в себе вольна. Ни я, ни ты ей не указ.

Из проулка у конюшни выскочил малец с пёстрым узлом в руках, как будто нарочно сидел там и ждал княжьих слов. Узел он передал Милославе, а на меня взглянул и юркнул за спины дружинников. Где-то я его видел. Непослушные вихры на голове, оттопыренные уши. Он-то меня точно узнал, потому и поспешил спрятаться. А я уже забыл о нём. Что мне какой-то мальчишка? Милослава покорно направилась к воротам, я повернул за ней. Уже у самых ворот князь меня окликнул.

– Радонег, саблю булгарину верни. Он выкуп готов дать – десять гривен.

От услышанного я вздохнул судорожно и остановился. Цена непомерная. За такую цену можно полный доспех добыть да ещё на жизнь останется. Видать, дорога эта сабля ханскому посланнику, раз он так щедро платит. Но я покачал головой.

– Что мне с его гривнами делать? В ножны их не положишь и когда надо не вынешь.