Карл Марлантес - Маттерхорн [ЛП]

Обстрел прекратился.

Снова вернулись скука, усталость и жажда.

Неугомонный Гудвин направился к окопам, обращённым к Маттерхорну. Время от времени сквозь туман он видел блиндажи, которые атаковал первый взвод предыдущим утром. Он присел и настроил прицел винтовки. Уложив её на ствол дерева, он устроился смотреть и ждать.

Миновал час. Гудвин обладал терпением прирождённого охотника. Он погрузился в безвременье и покидал его лишь на краткий миг, чтобы размять тело.

Туман усилился и скрыл Маттерхорн из виду. Прошло ещё двадцать минут. Туман снова ослаб. Можно было видеть, как крохотная фигурка пробирается меж двух блиндажей. Гудвин выстрелил. Пуля взметнула грязь под фигурой. Солдат побежал. Гудвин прицелился в пространство перед солдатиком, вводя поправку на расстояние, и сделал три коротких выстрела. Третья пуля задела солдата в ногу, и он упал. Азарт заклокотал в горле Гудвина. Он снова быстро настроил прицел на расстояние и ветер и выстрелил два раза. Он не мог сказать, куда попал. Это было хорошим знаком, потому что если он попал в плоть, значит, не попал в грязь. С Маттерхорна поднялась стрельба из стрелкового оружия. Гудвин слышал треск пуль вокруг себя раньше, чем до него долетали звуки самих выстрелов. Пули впивались в гору над ним и вынуждали морпехов нырять в окопы, перешучиваясь и посылая куда подальше Гудвина, который прятался ниже их по склону и опять настраивал прицел.

Две фигурки выскочили из блиндажа и потащили цель Гудвина прочь. Взбешённый Гудвин открыл непрерывный огонь, но М-16 из-за отдачи повело вверх. Он видел, как трассирующая пуля описала пологую дугу и, кажется, впилась в склон выше этих трёх солдат. 'Мать твою! Нам нужна грёбаная М-14, Джек'.

Огонь замер. Гудвин вернулся к окопам, обменял простые патроны на трассирующие и вставил их в магазин по одному через четыре простых. Потом он и ещё два парня спустились ниже окопов и заняли другую позицию. На таком расстоянии трассёры, имея меньшую массу, не попадут туда, куда ударят пули, но с их помощью он сможет определить, куда полетят более тяжёлые пули, и сможет лучше понять, как скорректировать прицел на дальность и ветер. Но он также понимал, что трассёры обнаружат его позицию.

Меллас поплёлся вниз посмотреть, что происходит. Гудвин сидел, припав к винтовке, терпеливый и неподвижный, как кот, притаившийся у мышиной норки. Прошло пятнадцать минут. Мелласу стало скучно, и он вернулся на свою сторону горы.

Прошло два часа. Опять сгустился туман, и стало безопасно ходить и сидеть на поверхности. Ребята переговаривались, выстругивали или рыли замысловатые полочки и ступеньки в окопчиках. Несколько человек пошли вниз помочь Гамбаччини и Джейкобсу рыть могилы для мёртвых солдат СВА, просто чтобы чем-нибудь заняться. Многие дремали, благодарные за то, что ничего не остаётся делать, как только ждать по окопам. И все поголовно каждые несколько минут посматривали на небо, словно последователи карго-культа, ожидающие избавления.

Ещё прошло два с половиной часа. Меллас спустился проверить Гудвина. Гудвин всё так же ждал у своей винтовки. Меллас лёг рядом. Гудвин проговорил, не отрывая глаза от прицела: 'Этот мелкий ублюдок вот-вот высунет башку вон из той норы. Я чувствую'.

Меллас поднялся на корточки и стал смотреть на гору, которая то появлялась, то исчезала из вида в проплывающей мимо серой пелене тумана. Он подумал о человеке в блиндаже по ту сторону. Этот блиндаж как раз отстраивал Джейкобс. Он был глубок, уровень глаз прямо над поверхностью земли, брёвна переложены глиной, настилы на путях перемещения, мешки с песком: 500-фунтовая бомба, если только не ударит отвесно сверху, вреда внутри никому не причинит. Для этого понадобилась бы пехота. Меллас не хотел больше о нём думать.

Ему опять стало скучно, он ушёл. Ближе к 15:00, через полчаса после того, как он покинул Гудвина во второй раз, он услышал одиночный щелчок М-16, потом ещё два выстрела один за другим. 'Шрам одного подстрелил!' – полетел крик над горой. Меллас, пригнувшись на случай ответного огня, побежал на другую сторону вершины.

– Я достал маленького чмошника, – сказал Гудвин, когда Меллас свалился рядом с ним. Один из парней, обеспечивавших защиту Гудвина, подал Мелласу бинокль Фитча. В бинокль он увидел, как убитого солдата тащат в блиндаж. – Я попал ему прямо в горло, – как бы невзначай сказал Гудвин. – Я знал, что ему когда-нибудь приспичит выйти вон и поссать.

– Прекрасный выстрел, – сказал Меллас. – Будешь пробовать ещё?

– Всё лучше, чем горбатиться.

Туман на минуту расступился и снова обнажил вершину Вертолётной горы для СВА. Коротко протарахтел одиночный АК-47. Морпехи рассыпались по норам. Но автоматы АК-47 клали ещё менее кучно на большой дистанции, чем винтовки М-16.

Меллас пластом лежал на земле, жажда плющила его мозг. Губы и язык стали словно ватные. Он отметил очевидную дисциплину стрельбы у СВА. Они могли бы довольно точно пристрелять свои 7,62-мм пулемёты, но огня из них не открывали: как и морпехи, они не хотели обнаруживать свои ключевые оборонительные позиции. Зато у СВА не было никаких угрызений совести по поводу стрельбы из винтовок СКС и автоматов АК-47, особенно с небольшого гребня, сбегающего с Маттерхорна на северо-восток.

Когда стрельба кончилась, Гудвин высунул голову из-за бревна. 'Они не знают, где мы тут, Джек', – тихо сказал он. Поднявшись на корточки, он в полуприседе отодвинулся от ствола и, осмотрев мёртвые заросли, встал во весь рост и, глядя прямо на Маттерхорн, помочился. Потом вернулся назад и лёг на живот за стволом. Он уложил винтовку на ствол и прижался щекой к прикладу. 'Видишь вон тот хренов блиндаж с кустами слева, через два от того, в котором мы подстрелили гука?' – сказал он парню с биноклем.

– Угу, – ответил парень. Оба не обращали внимания на звания и обычное обязательное 'сэр'.

– Я видел, что там кто-то шевелится, и я его убью.

Меллас посмотрел на Гудвина, потом на Маттерхорн. Его радовала удаль Гудвина. Он тоже хотел бы убивать, но понимал, что едва ли так хорош в стрельбе и только оконфузится. Не обладал он и поразительным терпением Гудвина. Меллас не испытывал ненависти к СВА. Он хотел убивать врагов только потому, что так рота могла сняться с горы, а ему хотелось жить и вернуться домой. Ещё он хотел убивать, потому что пылающая ярость внутри него не находила выхода. Людей, которых он ненавидел: полковника, политиков, протестующих демонстрантов, хулиганов, которые задирали его в детстве, маленьких друзей, которые отнимали его игрушки, когда ему было два года, – поблизости не наблюдалось, зато имелись солдаты СВА. Где-то очень глубоко в душе Мелласу просто хотелось поставить ногу на тело, которое сам и завалил. С завистью наблюдая за Гудвином, он должен был признать, что хотел убивать, потому что какая-то его часть была в восторге от убийства.