Максим Сбойчаков - В бой роковой... [документальная повесть]

В первые два дня вызова не последовало, и Сергей начал беспокоиться. Этак в суматохе и затянуть могут. А куда вызовут — в прокуратуру, в военконтроль? Почему все-таки его представитель, не захотел разобраться на месте? Неужели купчика испугался? Вообще-то отдел военконтроля — загадка. Ведь раньше его работники представляли советскую военно-следственную комиссию. Можно еще понять — изменил начальник Рындин, в прошлом он подполковник. А остальные? Рядовые и низшие чины морской службы?!

Оформляя служебную подписку в доме 106 по Троицкому проспекту, где размещался отдел военного контроля, Закемовский приглядывался. В нижнем этаже постоянно толпился народ — регистрировались приезжие, после тщательной проверки получали документы горожане. Глядя на исправную службу сотрудников, Сергей рассуждал так: ведь и он сам внешне выглядит рьяным службистом. Экспедировал советскую прессу, а сейчас... черт знает какую — монархическое «Отечество», кадетское «Северное утро», эсеровское «Возрождение Севера», меньшевистский «Рабочий Севера».

Сергей прятал свою тревогу и старался разгонять уныние, царившее среди заключенных:

— Ничего, братыши, правительство господина Чайковского объявило свободу и справедливость. Разберутся и нас выпустят.

На это ему отвечали:

— Оно, может, и так, да ведь хозяин-то у нас кто?..

— Вот именно. Объявляется свобода, а людей в тюрьмах больше, чем сельдей в бочке.

Что ж, направление взято верное, говорил сам себе Закемовский. Именно такой реакции он и хотел.

Сидя на топчане, Сергей думал о Настеньке. Как она разволнуется, когда узнает о его аресте...

Наконец за ним пришел солдат.

Привели в военконтроль. За столом сидел тот, к которому обращался позавчера. Не забыл, значит. Оглядел Сергея, слегка усмехнулся. Уж больно с бравым видом из тюрьмы явился. Спросил вежливо:

— Служилый?

— Так точно, господин начальник. Недавно из армии...

Не зная, к чему клонит следователь, Сергей решил бравировать до конца.

Следователь попросил сесть, стал спрашивать о вещах, не имеющих отношения к делу: где проходил военную службу, не встречает ли сослуживцев? Улыбнулся, когда Сергей назвал город, где служил.

— Наш крейсер не раз на рейде у Гельсингфорса бывал. Возможно, встречались, а?

Сергей замкнулся, отвечал по-солдатски: «Никак нет», «Не могу знать». Был рад, что беседу прервал стук в дверь. Вошел Смирнов, растерянный, с виноватым видом.

— Вы подтверждаете сказанное мне вчера? — обратился к нему следователь.

— Конечно, конечно, недоразумение. Я просил помощи в рассылке газеты... — Смирнов поклонился Закемовскому. — А критика беспорядка в нашей типографии солдату показалась...

— Хорошо, — прервал следователь, — расскажете все это начальнику.

Сергей почувствовал, что опасность рассеивается и еще больше вошел в роль бывшего солдата-служаки.

Начальник контрразведки Рындин сидел тут же, поодаль, за столом, склонившись над бумагами. В зеленом английском мундире, с золотыми погонами подполковника. Поднял голову лишь при коротком докладе следователя «о недоразумении, происшедшем на почте». Смерив холодным взглядом приведенного, Рындин стукнул кулаком по столу:

— Язык распускаешь!

Закемовский вытянулся:

— Слушаюсь, ваш высокоблагородь!

Довольный, что задержанный помнит воинский этикет, Рындин откинулся на спинку стула, сверкнув погонами, и уставился на Сергея. Размеренно проговорил:

— Всякий скандал в общественном месте нарушает спокойствие. Ты что, не знаешь этого?

Выдерживая взгляд и продолжая стойку «смирно», Закемовский виновато ответил:

— Вывели из терпения, ваш высокоблагородь. Они ведь чего хотят? — Кивнул в сторону Смирнова. — Чтоб их газетенка «Рабочий Севера» вперед «Отечества» и «Северного утра» читателям шла. Разве можно равнять? !

Рындину понравилось это суждение бывшего солдата о важности монархической и кадетской газет, и он осуждающе взглянул на Смирнова и благосклонно на Сергея...

— Можете продолжать работу. Оба!

— Рад стараться, ваш высокоблагородь! — громко ответил Закемовский, обрадованный благополучным исходом и тем, что еще раз лягнул меньшевиков. Ему приятно было видеть мрачное лицо Смирнова. Наверно, обижен. Впрочем, у него хватило духу подать руку при прощании, и Закемовский пожал ее, как бы говоря: «Квиты».

При оформлении пропуска заметил, что следователь охладел к нему. Молча выписал, а, подавая листок, сухо, с издевкой бросил:

— Бери! Служи, ваш благородь...

Уходя от следователя, Сергей раздумывал: «Чем не угодил ему? Тем, что не назвал знакомых солдат? Ну и плевать. За выручку спасибо. А коль таким добреньким хотел перед бывшим солдатом предстать, мог бы все покончить еще около почты, а не швырять в тюрьму. Да, видно, Рындин под стать себе помощничков подобрал».

Вечером пришел к Андронику Дорогобузову. Тот взволнованно протянул руку:

— Выпустили?! Я уж и Теснанова и Петрова известил. Как это тебя угораздило?

За ужином Сергей рассказал о своем злоключении.

— Самое тяжкое, Андроша, — на вытяжку перед этими сукиными сынами стоять. С усилием руки по швам держал, кулаки сжимались.

Андроник сообщил о приезде Николая Сапрыгина и о встрече с Иваном Склепиным.

— Иван хотел видеть тебя и очень встревожился, когда узнал о твоем аресте.

— Неужели и под него подкапываются?

— Ничего не сказал.

Стук в дверь насторожил друзей. Андроник вышел в сени, и вскоре оттуда послышался сдержанный женский голос. Уж не Настенька ли? Нет, голос чужой, незнакомый.

— К нам сейчас большой человек прибудет, Сергей, — вернувшись, объявил хозяин.

— Кто, откуда?

— Анисим Вельможный.

— Ох ты, значит, бежал?

— Да. Несколько дней у литовки Эмилии Савинцевой живет. Но туда подозрительные люди стали заглядывать.

Минут через тридцать пришел Вельможный — темные глаза ввалились, лицо бледное. Пожимая руки друзьям, он как-то строго поздоровался и несколько минут молчал, видимо изучал обстановку. Переодетый в простенький костюмчик, Анисим совсем не походил на того командира отряда моряков, который наводил революционный порядок в Архангельске, был грозой для буржуазии. Это его отряд закрыл контрреволюционную газетенку «Северное утро», обезоружил более 400 замаскировавшихся офицеров, которые устроились в ожидании интервентов охранниками в порту Бакарицы, подавил контрреволюционное восстание в Холмогорах. Затем Вельможного назначили начальником Соломбальского отделения милиции. Там выполнял спецзадания ЧК, находился на посту до последней минуты и не успел эвакуироваться. Одним из первых был схвачен и вывезен на Мудьюг.

— Что ж, рассказывай, Анисим Иванович, — сказал Закемовский. — Скажу сразу: совершил ты геройство. Даже с Кегострова трудно уйти, а с Мудьюга...