Максим Сбойчаков - В бой роковой... [документальная повесть]

Склепин усмехнулся и, приложив листок бумаги к набору, подал на себя рукоятку. Работал он плавно и расчетливо. Обеими руками подхватывал чистый листок из стопки, клал на талер, тискал и вынимал.

Первая печатная листовка, которую с нетерпением ждали распространители, вышла в свет.

Взяла несколько экземпляров и Эмилия. Вынесла корзину с остатками пищи к помойке и медленно возвращалась в дом. Поджидала Черепанова, ежась от мороза, который после жаркой прачечной казался особенно сильным.

— На дне корзины листовки, — тихо сказала она, когда тот приблизился. — Познакомьте свою группу и раздайте в тюрьме.

Она нырнула в свой полуподвал, думая о том, как много скажет листовка пленным. На днях Черепанов говорил ей, что люди помышляют о побеге. Хотели сорганизоваться, но тюремные начальники часто меняют состав группы, оставляя его за старшего. Ему хочется возглавить побег. Эмилия обещала дать адреса, где беглецы могут укрыться. Пусть только Черепанов скажет, когда все будет готово. Причем побег лучше совершить не отсюда, а с улицы, когда их поведет солдат из тюремной охраны.

Так посоветовал Теснанов, понимая, что побег трех-четырех пленных может разрушить связи с американской командой, поскольку ее наверняка накажут.

Карла Иоганновича пригласил к себе председатель губпрофсовета Бечин. Обычно он сам заходит к своему заместителю или секретарю Цейтлину. Теснанов при этом ухмыляется: играет председатель в демократию...

В кабинете председателя Теснанов увидел Цейтлина, занявшего место Диатоловича, умершего в тюрьме. Догадался, что предстоит не служебный разговор. И не ошибся. Бечин заговорил о предстоящем празднике — второй годовщине Февральской революции. Меньшевики намечают провести митинг.

— Вы будете участвовать? — спросил Бечин.

Было ясно, что под «вы» подразумеваются большевики. Скрывать пет смысла: и Бечин и Цейтлин хорошо знали почти всех большевиков.

— Посоветуюсь. Но мне кажется, митинг — это самоубийство.

— Ну, не надо так громко, — сказал Бечин.

А Цейтлин объяснил:

— Это будет не подпольный митинг, мы получили разрешение властей.

Бечин протянул несколько исписанных листков:

— Предлагаем проект листовки к празднику.

Теснанов взял листок для обсуждения.

В тот же день в чайной, где обычно встречались члены комитета, он сообщил о предложении меньшевиков. Решили на митинг пойти, но не выступать. Меньшевистскую листовку отвергли — чересчур велика и расплывчата. Петров и Сапрыгин уже написали текст своей листовки, призывавшей быть готовыми к восстанию, но не начинать его без сигнала.

Дружно стекались люди на судостроительный завод, где был назначен митинг. Теснанов на глазок определил: не меньше тысячи человек собралось. Только организаторов почему-то нет.

Вышедший на трибуну Цейтлин объявил, что ораторы участвуют в земском городском совещании, они вот-вот прибудут и обо всем доложат рабочим. Еще в сентябре прошлого года образовался стачечный комитет во главе с Виктором Тищенко. В прошлом матрос, участник революционного движения, он стал работником типографии. Рабочие бастовали еще несколько месяцев. «За легальное существование рабочих профсоюзов!», «За возвращение всех арестованных!», «За ликвидацию тюремных застенков!» — под такими лозунгами развернулось рабочее движение в условиях интервенции.

Сам Чайковский оказался между молотом и наковальней. С одной стороны, как народный социалист, он пытался играть в демократию, с другой — надо было выполнять требование хозяев. И вот сегодня собрал руководителей профсоюзов и стачкома, чтобы положить конец забастовкам.

Однако профсоюзники принялись убеждать главу правительства, что рабочие лишились всяких прав, что ими переполнены тюрьмы, они гибнут на Мудьюге.

Ни о чем не договорившись, профсоюзники и стачком демонстративно покинули совещание и примчались на митинг.

Разгоряченные ораторы осуждали правительство в даже власть интервентов. Теснанов качал головой: речи речами, но они не заменят терпеливой, вдумчивой работы.

Не думал Карл, что этот митинг, эти речи круто изменят и его судьбу...

На следующий день, как всегда, пришел на работу. Время уже давно вышло, а председатель и секретарь еще не появлялись. Вскоре один из служащих принес новость: все ораторы, выступавшие на митинге, — Цейтлин, Клюев, Наволочный, Тищенко — и все члены стачкома арестованы. Скрыться сумел лишь Бечин.

Несколько минут Карл Иоганнович сидел в раздумье. Повертев газету «Возрождение Севера», остановился на передовой статье: «У нас один враг — это большевики, всякие внутренние распри мешают борьбе с этим врагом. Никаких выступлений. Никаких самочинных демонстраций. Все на защиту фронта!»

Что ж, это не ново. Пекутся о единстве, боятся демонстраций, оправдывают аресты. А все-таки, каковы же будут последствия? Очевидно, на допросах станут обвинять арестованных в издании листовок, а те, отрицая, могут указать на истинных издателей. Хотя и не всех знают, но кое-кого назвать смогут. И прежде всего его, Теснанова. Но старался отогнать черные мысли: ведь никого же не выдал Диатолович...

Итак, во главе профсоюзов теперь два большевика: в союзе архитектурно-строительных рабочих Дмитрий Прокашев и в губпрофсоюзс он, Теснанов. Надо посоветоваться с членами комитета, стоит ли организовать довыборы, чтобы воспользоваться случаем и выдвинуть своих людей?

Не откладывая, на обеде в чайной перекинулся словом-другим с членами комитета. Большинство — против. Нужно обождать, вряд ли контрразведка остановится на произведенных арестах. Известно, что Бечина усиленно разыскивают. Всеми силами надо распространять листовку, предостерегающую от преждевременного восстания. Не исключено, что арест профсоюзных руководителей и стачкома может вызвать волнения рабочих, что повлечет за собой новую волну арестов.

Несколько иного взгляда придерживался Макар Боев. Он уже успел через «Таймыр» передать в Вологду шифрованную радиограмму. Ему казалось, что вот-вот последует сигнал от Свердлова.

— Торопиться с охлаждающей листовкой не стоит, — заявил он.

— Листовка не охлаждает, — возразил Теснанов. — Она призывает быть наготове и ждать сигнала.

После обеда к Теснанову зашел Рязанов с неотложным вопросом: его супруга Клавдия Близнина готовит побег из кегостровского лагеря. Более десяти бывших красноармейцев верят медицинской сестре; надо продумать, у кого приютить беглецов на несколько дней. Тем временем подпольщики из военно-регистрационного отдела сделают пропуска, с которыми освобожденных из лагеря можно будет переправить через линию фронта.

— Давай прикинем, Николай Михайлович, — сказал Теснанов.