Максим Сбойчаков - В бой роковой... [документальная повесть]

Он извинился за бестактный вопрос.

Приспосабливались к обстановке и другие распространители. Александр Золотарев, работавший писарем в штабе английских войск, незаметно рассовал листовки в пачки иностранных газет. Вскоре услышал беготню в коридоре, хлопанье дверьми, крики.

Русский офицер-переводчик, принесший очередное распоряжение штабу Марушевского, не сразу подал ему бумагу для переписывания. С усмешкой проговорил:

— Все нас ругают: с большевистскими листовками не можем покончить в войсках, а у самих... Шутка ли, в главном штабе! Сам генерал Айронсайд как ошпаренный выскочил из кабинета с листовкой в руке, угрожающе размахивая ею...

Стоявший навытяжку перед офицером Золотарев не знал, что ему делать — выражать сочувствие англичанам или злорадствовать... Предпочел промолчать, делая вид, что не понял, о чем идет речь. Получив распоряжение переписать приказание, не спеша заскрипел пером.

Портовый грузчик Франц Антынь наладил отношения с английскими и французскими охранниками. Помогло ему знание немецкого языка. Он пользовался симпатией у солдат, с которыми в минуты отдыха и после смены заговаривал, жалуясь на немцев, из-за которых вынужден был покинуть родную Латвию. Видя в нем бывшего солдата, охранники рассказывали ему о родных местах. Постепенно подходили и к причине невзгод, обрушившихся на людей.

Несмотря на расположение к нему охранников, Франц не решался вручать листовки прямо в руки. Зачем рисковать? Лучше незаметно оставить в тех местах, где бывают солдаты. Проверил: как правило, все листовки находят своих читателей. Видел, иные прятали их в карманы. А влияние листовок ощущалось в разговорах.

Антынь прикидывался простачком, разводил руками, говоря о большевиках. Царя сбросили, это они молодцы, а дальше что, кто их знает. Солдаты стали его направлять: а фабрики и заводы разве у капиталистов не отняли? «Да, это верно, отняли, — отвечал Антынь. — Рабочих хозяевами сделали». «Так это ж очень много!» — утверждали солдаты. А один из них, пожилой француз, заверял: «Нашу Парижскую коммуну повторили ваши большевики». «Похоже, что так, — соглашался Антынь. — Коммуну немцы задушили, а против большевиков выступила вся Антанта». Француз молча задымил сигаретой, не решаясь на прямое осуждение. Но по лицу видно было — мысль его работала в нужном направлении. А это — главное.

Слушая рассказы об успешном распространении листовок среди иностранных солдат, Теснанов довольно поглаживал усы. Пока идет все хорошо. Брожение в умах иностранных солдат вызывают листовки. Возбужденные разговоры ведут они между собой, пристают к офицерам с вопросами. На днях Петров и Сапрыгин отметили это как большой успех.

— Пожалуй, это сильнее бомб, которыми вы намеревались закидать офицерское собрание, а? — шутя сказал Петров Закемовскому и Боеву.

— Теперь видим: листовки сильнее, — ответил Макар.

— Куда мощнее от них взрыв может грянуть! — добавил Сергей.

Он всецело отдался работе в типографии. Со Склепиным разработал план выноса «Бостонки» из подвала штаба. Одну-две детали Иван выбрасывал из окна во двор, а после работы незаметно подбирал. Так день за днем все части и оказались на вышке. Здесь машину собрали, установили и опробовали. В штабной типографии Иван сумел сделать круглую печать со словами: «Комитет Российской Коммунистической партии большевиков».

На «смотрины» пришел и Теснанов.

— Ждем Николая Евменьевича, — сказал Закемовский.

Пока говорили, показался Сапрыгин. Он принес текст листовки «Обращение к мобилизуемым», который написал вместе с Петровым. Прочитал друзьям. Текст понравился. Сразу видно, что нужно делать людям призывного возраста.

— Ну-ка еще раз прочти, Николай Евменьевич, про мобилизацию, — попросил Теснанов.

Сапрыгин повторил: «И вот снова мобилизация! Сотни нас, призывных, будут оторваны от мирного труда, от своих семей, заперты в казармы, а потом брошены в братоубийственную борьбу, в которой мы будем гибнуть во славу международного капитала и наших монархистов, наших тиранов.

Нет, товарищи, довольно обмана! Мы уже поняли коварные, жестокие замыслы наших врагов, им не удастся натравить нас на советских рабочих и крестьян.

Но силы наши не следует растрачивать преждевременно, не нужно пока выступать открыто, на что, наверное, рассчитывает мобилизующая нас подлая шайка. Не будем поддаваться их провокации!

Мы явимся на призыв, возьмем винтовки в руки, но не для того, чтобы воевать с нашими братьями из Советской России, а только для того, чтобы в нужный момент помочь им в борьбе с общим врагом!»

— Хорошо. Печатайте!

— Сначала набрать надо, Карл Иоганнович, — в шутку сказал Сергей.

— Ну это уж вам видней, что сначала, а что потом. Будем готовиться к ее распространению.

Сделали первоначальную наметку — куда направить листовку и кто это сделает. На призывные пункты могут подбросить дети подпольщиков или сами призывники. Важно охватить все районы города — центр, Маймаксу, Соломбалу, Экономию и ближайшие деревни. Нужно забросить листовку в тюрьмы и лагеря. Прошел слух, что и оттуда хотят набирать в армию, — пусть и там знают, как надо действовать мобилизованным. В лагерь на Кегострове доставит Близнина, в тюрьмы — заключенные, которых выводят на различные работы, в запасной полк — Глазков, Федорович и Гурьев, недавно мобилизованные, в штаб Марушевского — Склепин и столяр штабной мастерской Груничев, в артдивизион — Поздеев, в автодивизион — Сывороткин, Чуев и Звейниэк. Обо всех других подразделениях позаботятся связные Аншуков, Печинин, Богданов.

— Итого тысячи три нужно, — прикинул Теснанов.

— Отшлепаем, — заверил Сергей.

И вот сделан первый оттиск. Обеими руками он поднял листок. Все сгрудились вокруг него, разглядывали типографские строки. С гордостью смотрели на печать, стоявшую в конце. Хорошо придумали — поставить печать вместо подписи. Крепче получается.

Печатали Закемовский и Юрченков довольно долго. Поначалу легкая на ходу, «Бостонка» скоро утомляла. Может, оттого, что после каждого оттиска приходилось останавливаться, чтобы уменьшить гул, создаваемый движущимися талерами. Ведь по соседству — полицейский участок.

Оставалось еще с тысячу экземпляров, когда услышали, что по лестнице кто-то поднимается. Печатники затихли. Юрченков схватил железный ломик. Закемовский с наганом кинулся к оконцу. И тотчас успокоил: свои.

Вошел Склепин. Встретили его весело:

— Нашего полку прибыло! Давай-ка погрейся, Иван Михайлович.

Склепин снял шинель, не спеша расправил усы, освобождая их от льдинок, осуждающе сказал:

— У вас и охраны никакой не выставлено.

— Считаем хуже, когда человек там будет торчать, — пояснил Закемовский. — Решили так: если кто из полицейских проявит любопытство и пожалует к нам, прикончить «гостя» и сматываться.