Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

– Веселый, видно, будет тысяча девятьсот пятьдесят второй! – невесело произнес Николай Михайлович, глядя за Енисей в туманные от мороза таежные дали.

– Почему? – не поняла Николь.

Он все смотрел за реку. Повернулся, грустно улыбаясь:

– Пошутил я, про Москву подумал, красивый был город. Там теперь тоже праздник.

– Почему был?

– Там теперь все портретами начальников завешано… и не увидишь ничего! Я почти не смеюсь! Вот когда мы с вами, с Катей и Сан Санычем окажемся в Москве, я вам экскурсию закачу на целый день! Даже на три дня. Портреты уберут, и она снова станет красивой! Я сам питерский, а Москва мне всегда очень нравилась. Больше Парижа, кстати!

– Вы бывали в Париже?! – Николь недоверчиво смотрела на беззубого ссыльного.

– Так точно! И не раз, живал на Монпарнасе, представьте себе! – он улыбнулся.

– Учились там?

– Нет, по работе, последний раз с группой инженеров оборудование получали для завода.

– Вам не понравился Париж?

– Очень понравился, почему же?

– Хм, странно, я недавно тоже вспоминала Париж…

Николь задумчиво любовалась катающимися на коньках. Низкое зимнее солнце, толком не поднявшись над горизонтом, уже начинало садиться, заливало снега и людей золотистым вечерним светом.

– И блестки сыплются от мороза… Такого в Париже нет. – Она говорила спокойно и грустно, видно было, думает о чем-то другом. – Хорошо, ведь, когда и Париж есть, и такой вот прекрасный Енисей.

– Хорошо, – согласился Николай Михайлович, доставая папиросы.

Они шли некоторое время молча.

– Прошлый Новый год мы с Сан Санычем встречали, я была с животом… В палатке… Это был лучший Новый год в моей жизни! – Она вздохнула, присела и проверила Катю.

Померанцев молча курил, взял ее за локоть:

– Не отчаивайся, Николь, всякое бывает, могут и выпустить…

– Я не отчаиваюсь, у нас было настоящее счастье! Еще и Катя получилась!

Санки с Катей морозно скрипели полозьями по снегу. Знакомые кивали Николь, поздравляли с Новым годом и новым счастьем.

Дома варили уху из головы и хвоста нельмы, Николай Михайлович засучил рукава и не давал Николь ничего делать – подсолил жирные брюшки, запекал в печке картошку. Между делом починил электроплитку. Они разговаривали и разговаривали. Будто целый год молчали до этого. За окошком вовсю уже чернела ранняя полярная ночь.

Когда сели за стол, Померанцев пошел в сени за строганиной, а вернулся с Горчаковым. Тот вошел большой, в черном овчинном полушубке, в снегу и инее. Устало и виновато осматривался. Николь кинулась к нему:

– Георгий Николаевич, я думала, вас тоже арестовали! Где вы были?

– Здравствуй, Николь… – Горчаков обнял ее и начал раздеваться.

– Не раздевайся, Георгий Николаевич, пойдем покурим! – Померанцев влезал в валенки.

Они вышли. В кривобоких, засыпанных снегом домишках Бакланихи светились окна, много где пели, а где-то и отплясывали, сотрясая избушки. Прикурили. Редкие снежинки падали в свете фонарей и окон.

– Ты про Сан Саныча знаешь? – спросил Померанцев.

– Час назад узнал… А ты давно здесь?

– С утра, – ухмыльнулся Померанцев, – мы с ребятами, как узнали, решили, надо ехать к ней. Ребята деньжат собрали…

– Кто же теперь там?

– Кочегары да Климов… А ты, значит, давно у нее не был?

– Давно. В Дудинку летал с Богдановым на операции, потом особист пропуска лишил. Из лагеря не выходил.

– Нас всех допрашивали, «Полярный» наизнанку вывернули. Капитанов, летчиков, с кем Сан Саныч дружил, всех вызывают… Целую бригаду из Красноярска пригнали.

Горчаков молчал, думая о чем-то, затянулся папиросой и заговорил неторопливо:

– Я сейчас на вскрытии был. Опер первого лагеря, старший лейтенант Иванов… – Горчаков опять замолчал. – Под расстрел меня подвести обещал… и вот, простыню снимаю, а это он лежит. Голый. Молодой, крепкий… и покойник. Даже жалко стало. Он честный был…

– Хуже нет таких честных… И кто его?

– Урки на центральную электростанцию заманили и паром сварили из шланга. Так изуродовали, что и лица не узнать. Кожа вся полопалась… Белобрысый был, неглупый, книжки по философии пытался читать… Ни жены, ни детей! Ищейка всю жизнь, да и смелый, полез на эту электростанцию, один…

– Честный дурак он был, не жалейте, Георгий Николаевич! Почему-то мы их все время жалеем. Они нас стреляют, а мы жалеем! Сейчас вот такой же честный Сан Санычу срок изобретает.

– Вы надолго сюда?

– До начала навигации, думаю. Если Николь не арестуют, заберем ее на «Полярный» поварихой. Фролыча, кстати, тоже арестовали…

Старший лейтенант Квасов встречал Новый год в Красноярске. Управление устроило большой банкет, и он был приглашен. Он прилетел заранее, привез начальнику отдела кадров две оленьи туши, отборной мороженой рыбы и несколько мешков песцовых шкурок. Квасова все-таки переводили из его дыры. К аресту Белова он отношения не имел. Всю осень Квасов выстраивал немаленькое дело на руководство потребкооперации. Нити этого дела из затерянной в Заполярье и засыпанной снегами Игарки вели в Красноярск и еще дальше. Среди прочих он арестовал мамашу Зинаиды Беловой, и Зина с матерью стучали, как оголтелые, писали на всех подряд, надо было бы – изобличили бы и самого господа бога… Квасов с достойной и необходимой подобострастностью посматривал на начальство и попивал коньячок. Он надеялся, что больше никогда не будет сидеть в этом зале, не будет плавать по этой великой реке и носить валенки. Дело о потребкооперации было закрыто распоряжением краевого начальства, и это обеспечило перевод на юг.

Квасов не любил ни Москвы, ни Ленинграда.

Знаешь прикуп – живешь в Сочи!

Для капитана Белова 1952-й начался в карцере. Карцер был горячий. Маленький и темный пенал, в ширину он легко доставал руками стен, под потолком шли горячие трубы и в камере было градусов пятьдесят. Дышалось с трудом. Уже через полчаса, как захлопнулась дверь, Сан Саныч лежал на полу, раздевшись до трусов, и обливался потом.

Избитый бугаём-уркой, но как-то очень поумневший лежал. Даже и улыбался про себя. Вспоминал свой последний разговор с Антипиным, его растерянность, и был доволен и слегка горд собой. Он отказался и снова чувствовал себя человеком. Казалось, что следом за этим поступком можно будет сделать еще какие-то, повести себя принципиально, и эта дорога выведет на волю.

Он отирал насквозь уже мокрой рубашкой пот с лица и груди и улыбался. Просто так его не сломать было. С Новым годом, товарищ старший лейтенант Антипин!

Секретное Строительство-503 отмечало свой третий Новый год. Он не обещал быть удачным. Сильно сокращалось финансирование, поднимались нормы выработки, ходили слухи об очередной реорганизации Управления… Интерес к грандиозной заполярной железной дороге падал. Главный строитель страны старел, его помощники, может, и совсем остановили бы Великую Магистраль, но пока не смели.