Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

– У меня большие возможности. Помните прошлогоднее дело красноярских геологов? Больше двухсот человек были осуждены! Академики! Доктора наук! Это потом Москва подключилась, а начинал это дело я! И все, с кем я работал, сознались. Вы должны понять, что и без вас дело вашего пароходства будет раскрыто. Уже арестовано больше тридцати человек, все дают показания, будут еще аресты. Вы своим упорством ничего не добьетесь, есть свидетельства и против вас. Но вы лично мне очень симпатичны. – Он прижал руку к груди. – Моей власти достаточно, чтобы вам помочь, но и вы должны нам помогать.

Это была та же ситуация, что и с Квасовым, Белов не раз возвращался мыслями в те времена. Если бы он тогда согласился, пришлось бы жить с паскудным чувством стукача, но теперь все было намного хуже.

Антипин курил, спокойно посматривая на Белова. Ждал. У Сан Саныча голова закружилась от табака. Папироса в неловких пальцах мешала думать.

– Значит, я должен написать о своих товарищах то, чего не было… должен рассказать, что они недостойные советские люди, враги… – Сан Саныч глядел в стол и говорил медленно, будто сам пытался понять, что его слова значат. А может, думал о чем-то совсем другом. Распухшие руки подрагивали на столе. – Оболгать людей, которые меня учили жить и работать?! Знаете, Андрей Александрович, я вижу, что вы мне хотите помочь, но я так не могу. Как-то все не по-людски…

– Вы меня в самом деле не слышите? Те, о ком вы не хотите сообщать, уже а-ре-сто-ваны! Они признаются, дают показания. Вы не можете повлиять на их судьбу!

– Почему же вы со мной так возитесь? Зачем вам мои нечестные признания?

– Вы – талантливый капитан! Орденоносец! Я вижу, что вы не враг, а искренний человек, преданный делу партии, делу строительства коммунизма. Для вас слово Родина не пустой звук!

– Но как можно обвинять Макарова? На нем пароходство держалось всю войну! – Белов напряженно соображал. – Я хочу написать Сталину! Я имею на это право?

– Вы не знаете самого плохого… – старший лейтенант открыл стол и достал лист бумаги. – Это ордер на арест вашей подруги!

От мужества, с каким Сан Саныч защищал Макарова, не осталось и следа. Он прочел имя Николь. Все эти два месяца он не верил, но больше всего боялся именно этого.

– Она ничего не могла… она беременная была. Потом с ребенком… – заикался Сан Саныч, с мольбой глядя на старшего лейтенанта. Опустился на стул, не чувствуя боли, в висках стучало.

– Я был в Ермаково, допрашивал вашу Николь. Красивая женщина… – Антипин чиркнул спичкой и прикурил. – Дочка на вас похожа. У них, кстати, пока все в порядке, они живут в отдельном домике.

– Вы ей сказали про меня?

– Не имел права. Мы арестовали Померанцева, Захарова, коменданта Ермаково… вы знаете таких, они все под следствием. Ее, – он кивнул на ордер, – не тронем, если вы начнете сотрудничать.

Сан Саныч сидел, качая головой. Антипин подошел, сел на край стола и заговорил совсем доверительно.

– У вас есть выбор. Ваша жена Зинаида официально отказалась от вас, теперь вы сможете жениться, Николь рассказала мне о ваших проблемах, получите большой теплоход и заживете нормальной жизнью. Подойдет?

Сан Саныч слушал с удивлением. Антипин много знал.

– Говорю прямо – нужны показания на руководство. Какая, в конце концов, вам разница, кто будет руководить Енисейским пароходством. У вас своя жизнь. С молодой женой, полная радости! Вы столько еще можете сделать для родины! – он помолчал секунду и добавил: – Или лагерь… очень надолго. И она тоже…

– Да какие же показания? – взмолился Белов.

– Мы вам поможем, у нас надежные данные слежки и прослушивания. Все, что будет в протоколе вашего допроса, – все будет правдой! Макаров признается.

– Вы его посадите?

– Будет объективное следствие, потом суд. Вас освободим в зале суда.

Белов уперся взглядом в одну точку и думал о чем-то напряженно. Поднял угрюмый взгляд:

– Я так не смогу.

– Тогда ваша Николь окажется в соседней камере.

– Но за что?!

– За связь с вами, сейчас вы идете как член антисоветской группы, но если поднять ее документы… ваше с Николь дело можно переквалифицировать в шпионаж в пользу капиталистической Франции. Шпионаж и попытка организации побега на буксире «Полярный». Это расстрел. Для обоих!

– Не может быть, этого не может быть! Зачем вы это говорите?! Ничего такого не было и не могло быть! Вы же говорили, что мне верите?!

– А девочку в дом малютки… Она очень симпатичная, возможно, ее удочерят хорошие люди. – Антипин смотрел жестко, все больше отстраняясь. Он встал. – Но сначала с ее мамой… вас интересует, как будут допрашивать маму вашей дочери?

Старший лейтенант одернул смявшуюся гимнастерку, провел ладонью под ремнем:

– Вам плохо было внизу? В подвале?

Белов понял, что Антипин все знал. И даже, почему пахнет мочой.

– Так вот, женщин там не бьют. Вы же видели там кровать?! Цветков у нас большой любитель. Не доводите до такого. У вас нет выбора, спасайте жену и дочь. И себя!

Сан Саныч сидел, опустив голову. У него не было выбора. Он хотел в свою камеру: «если я уйду, они отстанут от Николь».

– Успокойтесь! Пока все в ваших руках, я разрешу вам спать сегодня днем. И смотрите, никому ни слова из нашего разговора… Что с вами? Хотите воды?

Старший лейтенант Антипин врал. Ни Померанцев, ни Горчаков не были арестованы, и Николь он вызывал как инспектор по делам малолетних. И даже наоборот – с начала января Горчаков был прикомандирован к ермаковской больнице, дневной и ночной пропуска бесконвойного позволяли ему почти свободно перемещаться по всему Ермаково. Поэтому он частенько бывал и даже ночевал в избушке Николь и Николая Михайловича. В каком-то смысле это было лучшее время для всех троих. Точнее, для четверых, маленькая Катя, когда не спала, бывала очень занятна.

Было утро воскресенья, Горчаков пришел с ночного дежурства, и они с Померанцевым пилили дрова. Николай Михайлович ни минуты не сидел без дела – пилил, колол, воровал где-то дрова или уголь, носил воду из озера, варил, мыл полы и еще успевал подрабатывать – чинил, что ему носили. Николь жила как у Христа за пазухой.

– У нее – Катька! – объяснял с удовольствием Николай Михайлович, направляя движения гибкой звонкой пилы. – А мне одно удовольствие с ними. Прямо счастье. И не пойму, за что Господь послал такое? Сидел бы сейчас в караванке с Климовым… Славный, кстати, человек Игнат Кирьяныч. Письмо прислал. Пишет – один остался. Как эти допросы начались, из отдела кадров приказ пришел уволить кочегаров с «Полярного». Почему их? Мы с Климовым тоже ссыльные… Ничего не поймешь у нашей власти… От старпома тоже никаких вестей.

Последнее бревно развалились и упало с козел, сели на чурбаки перекурить. Мороз стоял градусов под сорок, но на солнце было приятно, казалось, что и тепло.