Олег Красин - Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

Должно же быть что-то, что укажет на предстоящую победу. Пертинакс неустанно ищет этот знак и тогда он отдаст команду вспомогательным войскам пойти вперед, довершить начатый разгром. Он смотрит на правый фланг, где Виндекс уже должен был сокрушить врага и прорваться в тылы к противнику. Белый конь префекта хорошо заметен среди лошадей других мастей и его трудно упустить из виду. Но что это? Пертинакс видит на поле боя белого коня без всадника. Неужели? Неужели Виндекс погиб? Не хочется в это верить. Однако успешно атаковавшие кавалерия вдруг начала попятное движение, всадники поворачивают коней и мчатся во весь опор с поля боя, словно их преследуют Фурии. 24

Следом за конницей из зеленой травы как из-под земли вырастают красно-синие фигуры пытающиеся догнать удиравших беглецов. Еще немного и теперь уже германцы зайдут в тыл римлянам, и Фортуна склонится к ним. Опыт, который Пертинакс приобрел за время службы, принимая участие в многочисленных стычках с врагами, подсказал ему одно-единственное правильное решение – двинуть на закрытие бреши вспомогательные войска.

И бой разгорелся с новой силой. Только к вечеру, когда поле покрылось трупами с обеих сторон, а стоны и крики заполнили все пространство, поднимаясь к небу, взывая о милости великих богов, жестокое сражение прекратилось. Трибуны доложили Пертинаксу о больших потерях, которые не позволяют двигаться вперед. Он приказал собрать тела убитых, подобрать раненых и отступать к реке. У самой переправы к нему подъехал один из центурионов, доложивший, что тело префекта претория Виндекса так и не нашли. Возможно, тот остался лежать под грудой убитых варваров.

Император Марк Антонин еще не знал о неудаче Пертинакса на земле маркоманнов, когда стало известно о кончине его старого учителя, бывшего префекта Рима Юния Рустика.

Стоики советовали избегать печаль, как чувство неподконтрольное разуму, ведь она вызывает тревогу, душевное сжатие, от того, что кажется злом. Однако она все же охватило сердце Марка. Рустик для него был таким же дорогим человеком, как и ритор Фронтон, ушедший в подземное царство четыре года назад. Сколь многих уже нет вокруг него! Как много дорогих лиц он лишился за это время!

В такие минуты рука его сама тянулась к перу, к папирусу, на котором он мог бы излить свою душу, жалуясь то ли самому себе, то ли богам, то ли манам 25близких людей на тяготы жизни. Он открыл небольшой сундук, где лежали его заметки, накопленные за эти годы. Он давно уже хотел собрать их воедино, записав на листах папируса не летопись своей жизни – такое пусть пишут историки, – ему нужен был дневник, отражавший внутренние переживания и раздумья, в который, как в книгу жизни, в любое время можно обратиться за советом.

«Люди угасают навсегда хотя и приятны богам», – пишет он, пытаясь разгадать загадку мироздания. Почему они, поддерживаемые богами, уходят в небытие? Ведь они не разбойники, не воры, не негодяи, которых едва носит земля. Если есть люди приятные богам, значит боги должны их оберегать, делать так, чтобы таких в мире было большинство. Но нет. В подземное царство отправляются все: и хорошие, и плохие. В число превосходных людей, без всякого сомнения, входил Юний Рустик. Таким же был и ритор Фронтон. Помнится, он сам как-то сетовал по этому поводу, когда умер его внук.

Нет, эту загадку не разрешить, потому что боги не выбирают кого отличить – они одинаково относятся ко всем.

Вспоминая почившего человека, Юния Рустика, Марк пытается понять, что хорошего от него получил и чем ему обязан, ибо каждый человек в своей жизни обязан другим: сначала родителям за то, что родили и воспитали его, а потом тем, кто повлиял на ум и характер, кто помог в сложных обстоятельствах, когда жизнь не балует улыбкой.

«От Рустика я взял представление, что необходимо исправлять и подлечивать свой нрав, – подытоживал он, – из-за него не свернул в увлечение софистикой. Я не стал создавать умозрительных сочинений, выдумывать поучительные беседы. Как и он я не расхаживаю дома в пышном одеянии, стараюсь быть простым, где возможно. И благодаря ему стал писать обычным слогом без словесных излишеств, наподобие его писем моей матери из Синуессы.

Я также научился у него склонности к примирению с теми, кто в гневе поступил неправильно, а потом делал первые шаги, чтобы вернуться к прежним отношениям. А еще Рустик научил меня читать старательно, не довольствуясь поверхностными взглядами. Как и он я не спешил соглашаться с великими болтунами. Его же я должен благодарить за то, что познакомился с речами Эпиктета, которые он мне дал».

Возможно, записи Марка слишком сумбурны. С ними стоит разобраться, когда утихнет боль утраты, перечитать написанное, все упорядочить. Но зачем? Этот дневник предназначен только для него, ни для кого больше. Он не прочтет его ни жене, ни близким друзьям, ни единственному сыну. Кто знает, может они будут порицать его за слабость, как императора, у которого сентиментальность граничит с малодушием? Нет, он не слаб, он просто скорбит, допуская минутную слабость, поскольку сила без слабости невозможна.

А может он, наоборот, отдаст свои записи на всеобщее обозрение, чтобы читающие поняли и разграничили, в чем он, Марк Антонин, допускал слабость, а в чем был силен.

Об этом думал Марк в Карнунте, в сердце империи, еще не зная, что скорбь его будет умножена многократно гибелью на поле боя префекта претория Виндекса.

Сон Сципиона

«Сенатор Гай Цейоний Коммод приветствует императорского легата Сирии Гая Авидия Кассия.

Боги, которые покровительствуют храбрым и доблестным мужам, сообщили мне, что ты, командир, не раз отмеченный моим покойным братом Луцием Вером за храбрость и мужество в войне с персами, сейчас не в чести у цезаря Марка. Император призвал на службу людей низкопородных, ничем не выдающихся, людей, которых великий Гомер никогда бы не сделал героями «Илиады», а Вергилий никогда не пустил бы в свою «Энеиду». В то же время о твоих подвигах на прошедшей войне Рим помнит до сих пор, и историки еще воздадут должное тебе и твоим легионам.

Ходят слухи, что Марк Антонин сильно болеет, его наследник Коммод мал и не сможет руководить таким великим государством как Рим. Мы надеемся на богов, но им надо помочь с правильным выбором. Если ты, доблестный Кассий, не сможешь взять на себя бремя спасения Рима в трудный час, когда, с одной стороны, наши легионы находятся под ударами германцев, а с другой, Марка может сменить несмышленый мальчик, которого нужно направлять в житейском море, мы это поймем.

В любом случае, каждый выбирает свой жребий. Твой – в спасении империи.

Будь здоров!»

Получив письмо сенатора Цейония, Авидий Кассий долго сидел в задумчивости.