Олег Красин - Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

С другой стороны, предсказания, полученные Александром от Асклепия, хотя и были частенько запутанными, имели неоднозначное толкование, все-таки часто совпадали с реальностью. По крайней мере, всем так казалось. К Александру обращались знатные сенаторы, которых Авидий уважал. У него испрашивали оракул августейшая семья – Фаустина и Марк, в отдельных случаях, когда их разум испытывал затруднения перед неразрешимой задачей.

Сейчас, если слушать небесного предка Лонгина и вспомнить письмо вполне земного Цейония, прежде чем встать на скользкий, опасный путь претендента на власть, неплохо было бы получить прогноз от Александра Абонотейхского. Пусть это предсказание будет приблизительным, возможно, вызовет большие сомнения, и все-таки оно намекнет: стоит или нет ему, Авидию Кассию, вступать в борьбу за пурпурную тогу, если Фортуна предоставит такую возможность? Лонгин указал: «Оракул Гликона», значит боги посылали знак, где ему, Авидию Кассию, следовало искать ответы.

Стараясь не слишком привлекать внимание соседа – легата Кападдокии Публия Марция Вера 30, который недолюбливал Кассия, ревнуя к парфянской славе, – Гай взял с собой одного слугу и отправился в Пафлагонию. Там в городе Абонотейхе находился главный храм Гликона и его жреца.

Сто пятьдесят лет жизни напророчил себе служитель бога Асклепия Александр из Абонотейхи. И жил он так, точно боги, действительно, отпустили ему столько времени. К семидесяти годам жрец бога медицины стал самым влиятельным и зажиточным человеком в Пафлагонии, имел все что пожелает душа. Он давно уже пресытился девушками и замужними женщинами, сундуки его ломились от сваленных там роскошных одежд, ковров и тканей. Вместительные шкатулки хранили драгоценные камни и золотые монеты в таком количестве, что Александр перестал их считать. Болезни и беды обходили его стороной, даже смертоносная Антонинова чума не коснулась его жилища. Он так прославился со своим культом во всех провинциях империи, что даже в отдаленных песках Африки или Месопотамии, по которым брели купеческие караваны, можно было обнаружить сестерции с изображением головы Гликона.

И вот к семидесяти годам наступило время подумать о вечности. Что он оставит после себя? Какое наследие? Какую память? По здравому размышлению Александр решил, что никто так не хранит воспоминания о человеке как его ученики. За прошедшие годы их было много, но он выделял особенно одаренных, готовил, направлял в крупные города, где их ждали будущие прихожане. Ученики открывали храмы на деньги данные Александром, восхваляли культ Асклепия. Так память об нем и его Гликоне укоренялась в народной почве, обрастала правдоподобными легендами и нелепыми мифами.

И все же судьба исподволь посылала неприметные знаки, гласящие, что время человеческое не бесконечно. Сто пятьдесят лет жизни! Александр уверовал в собственное пророчество, как и в то, что может предсказывать подобное другим. Когда год назад к нему приехал престарелый зять Рутилиан, которого замучили болячки и попросил пророчество об оставшихся ему годах, Александр не задумываясь дал ответ. У него иногда появлялись откровения, не от Гликона, а самоизреченные, когда не было охоты возиться со львиной головой и надевать на себя бутафорский наряд из змеиной кожи. Он прочитал написанное вслух восхищенному сенатору:

«Знай, что родился ты прежде Пелидом 31, а после Менандром 32.

И станешь когда-то ты лучиком солнца бессмертным.

А ныне богами дарован тебе добрый жребий,

Ведь ты проживешь сотню лет и к ним восемь десятков».

После этого Рутилиан воспрял духом. Будучи в Риме, он всем хвастался добытым оракулом, отчего стало казалось, что лицо его посвежело, а сам сенатор ходит не горбясь, ведь из ста восьмидесяти предсказанных лет, ему оставалась для жизни большая часть, почти сто десять. Только нужно немного поднапрячься, чтобы подтвердить прорицание Александра.

– Приветствую тебя, мой славный легат Кассий! – тепло встретил гостя священник.

Лицо служителя Асклепия постарело, обвисло складками кожи на щеках, но глаза по-прежнему излучали ласку из-под полуприкрытых век. На голове у него по обыкновению был надет пышный белокурый парик, немного молодящий престарелого Александра. Позолоченные штаны из кожи плотно облегали ноги, чтобы посторонним казалось, будто они из чистого золота.

– И я приветствую тебя Александр, слуга бога Асклепия, – ответил Кассий едва поклонившись. Он не хотел проявлять слишком большое уважение к старику, который получил свою известность весьма сомнительным способом, уж тут-то Лукиану можно верить.

– Не просто слуга, легат, – улыбаясь, возразил Александр, – я сын Подалирия, который, как известно, являлся сыном Асклепия и жены его Эпионы. Следовательно, я внук всемогущего Бога медицины, в чей власти находится людское здоровье и сама жизнь человеческая.

«Самодовольный болван! – подумал о нем Авидий Кассий. – Хочет намекнуть, что он выше меня, что он произошел от богов, а я от простых смертных». Тем не менее, дело из-за которого приехал Кассий, казалось, несравнимо более важным, чем меряться родословной с глупым жрецом. Не зря поговорка гласила: «Обезьяна останется обезьяной даже с золотым ошейником».

Поэтому Кассий учтиво заметил:

– В твоем происхождении я не сомневаюсь!

– О чем же хочет получить оракул достопочтимый легат Кассий? – поинтересовался Александр.

– Прежде чем спросить, я хотел бы узнать, как надежно хранится тайна тех, кто вопрошает Асклепия? Ведь многие вопросы можно истолковать во вред спрашивающим?

– Пусть легат не беспокоится на этот счет, – Александр нахмурился, показывая, что говорит серьезно и приложил правую руку к сердцу, как бы произнося клятву. – Все, о чем спрашивают бога, знает только бог. Никто не может проникнуть в тайну отношений между жаждущими услышать его слово и им самим. Даже я, – он скромно опустил глаза, – даже я не знаю этих вопросов.

«Не смотрит на меня, чтобы укрылось его вранье, – подумал Кассий. – Да, прав Лукиан, этот жрец отъявленный мошенник».

– А что происходит с табличками или письмами на пергаменте, которые попадают к Гликону? – осведомился он.

– После получения прорицания, мои ученики их уничтожают в пламени, который разжигается в специальной жаровне за храмом. Ничто не остается, только пепел! – Александр патетически взмахнул руками, как трагический актер в театре.

«Не слишком ли я взял серьезный тон? – озаботился Кассий. – Ведь Лукиан писал, что, если нанять трагика сыграть комедию, он все равно покажет трагедию. Надо свести все к шутке, иначе прохвост может подумать лишнее».

– Вообще-то оракул нужен не мне, – сухо улыбнувшись, сообщил он. – Мой друг, наместник Кападдокии Марций Вер, приболел и попросил меня проделать дальний путь, чтобы от его имени я обратился к Богу медицины.