Лариса Розена - Вразумление Господне. Историческая и современная проза

– Я заинтригована, безусловно, поспеши, не верится, что услышу конец, – жалобно взмолилась Тамара Александровна. Про себя подумала: «Вот как Господь сжалился надо мной, послал возможность все узнать…»

«В спальной комнате Ольги Николаевны в тот день было мрачновато. Воздух спертый, редко проветриваемый. В углу, напротив окна, узкая кровать. На ней плачет великая княжна. Ей снится страшный сон: будто идет она по полю, и невидимая сила толкает ее к краю дороги, где находится обрыв. И она падает, падает, падает… Кошмарный сон повторяется, преследует…

Проснувшись, измученная, расстроенная, поняла значение сна. Скоро-скоро наступит конец страданиям. Отрешенным взглядом уставилась в пространство. Пахло затхлой сыростью. В углах мелькали угрожающе-диковинные тени… При бледном мерцании тонкой свечи они перебегали с места на место. Дверь скрипнула, вошла взволнованная сестра Татьяна. Похудела, черты благородного лица заострились, ореховые волосы разметались, одухотворенные глаза мерцали тихим, теплым огнем. Маленькие ножки, почти босые. Казалось, она не идет, а парит в воздухе.

Ольга вздрогнула. Быстрым движением руки провела по лицу, поправила прическу, успокоилась. Надевая туфельки, спросила:

– Как ты здесь оказалась, дорогая, и почему не спишь?

– Перехитрила стражу, мне страшно!

– Не бойся, девочка, не думай о плохом. Если появится малейшая возможность тебя спасти, постараюсь, ценой своей жизни. Ты веришь мне, милая?

– Да, родная. Но я не приму твоей жертвы. Ты постоянно оберегала меня в детстве. Сейчас я взрослая и хочу сама заботиться о тебе.

Два сердца одним порывом раскрылись навстречу любви, и они обнялись. Вдруг на глазах у старшей появились слезы. Они стекали с ресниц одна за другой, лицо же оставалось спокойным. Страшная картина, когда человек плачет, не замечая этого. Мужественная, добрая Ольга дрогнула? Настала очередь Татьяны поддержать и успокоить ее:

– А помнишь, как мы в госпитале, после курсов, работали сестрами милосердия? Видели смерть постоянно, и на операциях, и в больничных палатах, мы уже не боимся ее… Нас укрепляет Бог!

Плачущая прислушалась, успокаивающая продолжала:

– Ты же у нас молодец, девочка! Когда тебя сватал наследный румынский принц – Карол, и ты отказала ему, заявив, что за иностранца замуж не выйдешь и из России не уедешь, как я восхищалась тобой! 13 13 Алферьев Е. И. Император Николай II как человек сильной воли. М. СП, Рюрик, ЛТД, 1991, с.139

– Нет, не из-за себя расстраиваюсь. Жаль брата. Знаешь, он сказал: «Если будут убивать, то только бы не мучили». 14 14 Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. т.1, с.183

– Мы вверили свои жизни в руки Господа, будем надеяться на Его милость… Родная моя, мы же все вместе, какое это счастье!

Насторожившись, прислушались. Со стороны коридора доносились возня, шорох, поскрипывание. Обычное – подслушивают? Сделав знак объясняться жестами, Татьяна взяла в руки одну из духовных книг и попросила сестру прочитать, что особо отметит в ней:

«Верующие в Господа Иисуса Христа шли на смерть, как на праздник… становясь перед неизбежною смертью, сохраняли тоже самое дивное спокойствие духа, которое не оставляло их ни на минуту… они шли спокойно навстречу смерти потому, что надеялись вступить в иную, духовную жизнь, открывающуюся для человека за гробом». 15 15 Алферьев Е. Е. Письма Царской Семьи из заточения. Джорданвиль, 1974, с.469—480.

Ольга догадалась – сестра навестила не из страха, но чтобы успокоить, отвлечь от тягостных мыслей, сердцем почувствовав ее состояние.

Просветленные, молча, встали на молитву. Молились долго. Господь умножал их силы…

Когда Татьяна взялась за ручку двери, благодарная Ольга прошептала:

– Не волнуйся за меня. С Божией помощью я выдержу, мы выдержим.

Через некоторое время, глубокой ночью, в коридоре раздался истошный, пугающий крик:

– Всем выходить, быстрее, поторапливаться! Эвакуация! Мгновенно захлопали открывающиеся двери.

И вдруг желтые, полуистлевшие листы задрожали в руках Галины Ивановны, и она беспомощно выронила их. Наклонившись, стала старательно собирать…

– Извини, видишь как трудно и больно касаться этой темы…

– Понимаю и сочувствую…

– Этих событий дедушка сам был очевидцем. Другую историю – продолжение, узнал случайно, за что поплатился жизнью. Но тайну через записи успел передать своей жене – моей бабушке. Она, по его просьбе, послушно уехала вглубь России…

Немного сообщу о дедушке. Он был очень образованным человеком. Умел рисовать, играть на флейте, сочинять стихи, вел наблюдения за жизнью людей. Молодой, особенно сокрушался о двух старших княжнах… Говорил: «Распустились светлым утром нежные розочки, а вечером душным увяли…»

Женился, чтоб все забыть, но покоя не было…

«В ту ночь сменили охрану, состоявшую из жителей Сысертского завода. После полуночи прибыл специальный отряд латышей, с поручением расстрелять всех заключенных. Был такой некто Юровский. Он «по-деловому» руководил намеченной «операцией».

Когда члены августейшей Семьи вместе с фрейлиной вышли из спален, им зачитали смертный приговор. Ольга побледнела, сердце застучало быстро-быстро, голова сделалась удивительно ясной. Татьяна изменилась в лице, покачнулась. Старшая сестра поспешно прикрыла ее плечом. Юровский выпустил первую пулю, подавая пример другим. Латыши поддержали. Испуганные, Мария с Анастасией громко закричали. Приблизившись к великим княжнам, принялись стрелять в упор, в головы, решив: в корсетах зашиты бриллианты, оберегавшие от пуль. Обнявшиеся сестры дрогнули. Ольга еле слышно прошептала:

– Господи, прости их, не ведают, что творят…

Татьяна добавила безжизненными устами:

– Грядет жених! В руце Твои, Боже, предаю… – договорить не успела.

Их сплетенные нежные пальцы так и застыли в смертельном пожатии.

Картина из растерзанных, безжизненных тел устрашала. Но Юровский спокойно снимал с мертвецов драгоценности. Чье-то золотое кольцо едва блеснуло в кровавом месиве. Он разглядел, вытер носовым платком. Руки оттирать не стал, продолжая начатое. В ушах одного трупа пожаром полыхнули рубины, вырывая с мясом, насвистывал…»

Придавленные переживаниями, подруги под конец чтения не выдержали и разрыдались. Едва успокоившись, посмотрели на часы, удивились: полночь. Пожелав друг другу оставаться с Богом, расстались…

Молясь, как всегда перед сном, Тамара Александровна вдруг со слезами в голосе простонала: «Господи, прости нас – меня грешную и народ мой за содеянное злодеяние!».

Сразу уснуть не смогла. Встав с постели, подошла к столу, взяла бумагу, ручку, задумалась. Из наболевшего сердца полились надрывные горькие строчки: