Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию: путь длиной в пятьдесят лет

Жизнь налаживалась. Смущали, правда, эти дурацкие вопросы на кафедре. При моем появлении головы женщин поворачивались в моею сторону:

– Как здоровье тестя? Что нового сочиняет? Как жена? А детки скоро?

Послать не хватало сил, а ответить – ума. И все из-за моего брака с Наташей. Доходило и до нелепости. Как-то во-время обязательной осенней ангины, когда я валялся в постели с перевязанным горлом, раздался звонок в дверь. На пороге стоял Саша Стефанович, вгиковский сердцеед, высокий блондин с кукольно красивой Натальей Богуновой.

– Вот, пришли навестить больного товарища. – И торт уже вручен хозяйке.

Я эту бывшую балерину и актрису до сих пор видел издалека, а, оказывается, мы товарищи! С гордостью смотрю на свою супругу. Мол, знай наших.

Через минуту красавец уже сидел на краю кровати, рассказывал смешные анекдоты, оживленно вел светскую беседу. Я бы так не сумел. И мы теперь будем дружить? Очень мило. Но неожиданный визит продолжения не имел. Чем-то мы их разочаровали. А может быть потому что Стефанович вскоре приблизится к набиравшей популярность певице Алле Пугачевой, и станет трудится над созданием ее сценического образа.

Мы больше с ним никогда не пересечемся по жизни. Но привкус чужой незаслуженной мной известности будет сопровождать меня долгие годы. Впервые осознал его я в тот сумеречный осенний день…

Однажды Олег Видов, уже князь Гвидон, принц Хабгард, Всадник без головы пригласит меня на свою свадьбу:

– Приходи с женой в ресторан «Пекин». Зал спецобслуживания на третьем этаже, на лифте. Фамилию на входе скажешь: Хренникова. Подарками не заморачивайся. Не до них будет.

Приглашение было неожиданным, но мы пришли. Конечно, слегка опоздали. Лифт неожиданно открылся прямо на длинный стол, полный узнаваемых лиц. Народный артист Матвеев остановился на полуслове и недовольно ждал, пока мы усядемся среди лиц, знакомых по портретам. Затем он продолжил длинный тост красивым голосом. Я еще успел подумать: а, это из Чехова. «Дядя Ваня», вроде монолог Астрова. Ну, неважно. Зато красиво. Справа от меня оказалась полноватая женщина средних лет, привыкшая быть в центре внимания. Кто-то почтительно прошептал на ухо: Галина Леонидовна, Брежнева.

Галина Леонидовна уже приняла, и глаза ее блестели. После того, как дойдет очередь до меня и я отважно ляпну что-то про служение искусству, она наклонится ко мне и скажет на ухо почти интимно:

– Мне понравилось. Вы всегда такой серьезный? Наверное, и умный?

– А кто это нынче ценит? – пробормотал я нелепо, больше про себя. И получил чарующую улыбку. Но чьи-то заботливые руки отвели ее от меня подальше.

Изящная, остроглазая, с короткими темными волосами, невеста быстро подружится с моей Наташей, а Олег уже год спустя будет рассказывать мне, как жена усиленно работает теперь над его карьерой, делает из популярного артиста еще и барда, зарабатывающего своими концертами. Да, он сочинял, мило пел и играл на роялях, но зарабатывать этим… Ему претило, что она одно время даже пыталась продвинуть его благодаря своим связям в министерство культуры каким-то большим начальником. Подружки выпивали на кухне, а я в гостиной объяснял ему природу его сверхпопулярности после «Всадника без головы». Человек по природе своей не громкий, Олег, кажется, соглашался, что секрет здесь не только в его внешности, но и в природе жанра, которого так не хватало зрителю…

Как-то я спросил его:

– Тебе нравится знать и сознавать, сколько женщин сразу тебя любят? Не давит?

Олег серьезно так посмотрел на меня и сказал почти виновато:

– Это тяжело. Потому что это невозможно выбросить из головы.

Хотелось спросить:

– Ты любил?

– Свою первую, жену. Я так думаю.

– А теперь?

– Я люблю их всех. Как тебе обьяснить? Они любят меня. Я же не могу им не ответить. Они такие милые, славные, и я им благодарен.

У них появится сын Слава, но проживут они вместе в общем недолго. Расставались не добром, через суд, который длился чуть ли не три года вплоть до 1978-го, она плела про него всякие небылицы. Олег был в зените славы, после «Красной мантии» получал предложения сниматься за границей, одно очень соблазнительное от продюсера «Войны и мира» Дино де Лаурентиса. Но после развода его стали зажимать с выездами. Мы потеряем друг друга из виду, когда он внезапно женится, окажется в Югославии, где снимется в историческом бестселлере «Битва на Неретве», а потом, когда посольство потребует от него срочного возвращения, тайно перейдет через югославскую границу в Австрию, затем уже спокойно уедет в Италию. Наши контакты прервутся надолго.

Я слышал, что в Италии судьба сведет его с известной голливудской журналисткой, которая серьезно увлечется русским Робертом Рэдфором, и они вместе улетят в Америку. Спустя годы окажется, что Джоан и Олег окажутся отличной парой. Они будут жить вместе долго, дружно и творчески. Джоан будет его добрым ангелом. Наши судьбы еще тесно переплетутся через много лет…

Олег будет не только сниматься, например, в «Красной жаре» с Арнольдом Шварцнегером, но они вместе с верной и деятельной Джоан откроют Западу прекрасную классику советской мультипликации. Это отдельная почти детективная история будет описана мною через тридцать лет, когда я сам буду какое-то время главным редактором газеты Союза кинематографистов. В большой статье я расскажу, на что уйдут годы их титанической работы для того, чтобы открыть нашу чудесную, погибающую в архивах мультипликацию всему миру, и как жадная советская власть обольет любимого миллионами артиста грязными помоями.

В 1968 году Николай Алексеевич инициировал первую после 30-х годов всесоюзную конференцию «Кино и зритель» в союзе кинематографистов. Мне была поручена связь с университетами, где последние годы проводились социологические исследования. Такие исследования входили в моду в Прибалтике, в Свердловском университете, в Ленинграде. Во ВГИКе социологическое поветрие коснулось даже кафедры марксизма-ленинизма. Доцент Иосифян со студентами проводили опросы в кинотеатрах, отчеты публиковались во вгиковских сборниках.

Уже на этапе подготовки конференции я почувствовал что-то неладное. Несмотря на участие ученых авторитетов – ленинградского пушкиноведа Бориса Мейлаха, свердловского профессора Льва Когана, тартусского структуралиста знаменитого Юрия Лотмана, московских социологов Айгара Вахеметса и Сергея Плотникова, доцента ВГИКа Иосифяна, тезисы докладов требовалось почему-то согласовывать не с профессором Лебедевым, а с председателем секции кинокритики Союза кинематографистов Александром Евсеевичем Новогрудским. Опытный партиец явно тормозил конференцию, с мягкой отеческой улыбкой говорил нетерпеливым: