Надежда Сайгина - Дар Степаниды

– Ну ты, Зинушка, дала! Знай наших! Юбиляр-то чуть из штанов не выпрыгнул!

Женщины скрылись за кухонной плитой, и Зинаида стала переодеваться. Свекровь пошарила по многочисленным алюминиевым кастрюлькам и вытащила из одной из них наполненную чем-то авоську. Обиженная молчаливостью невестки, Венедиктовна гаркнула:

– Да не тряси ты своей юбкой. У меня тут, воще-то, все стерильно! На-ко вот сетку держи. Я тут вам вкусненького с барского стола утырила.

– Мама, да неудобно как-то.

– Чего? Тебе что, заплатили за выступление?

– Нееет.

– А что ты, должна тут перед ними прыгать и дрыгать? А дома семья не кормлена. А эти богатеи и копейки одной не дали. На, держи! И Надьку порадуй! – расставила все по местам свекровушка и сунула Зине в руки сетку с продуктами.

– Да и правда, – смирилась Зина, – хоть дочку накормлю.

Праздник шел своим чередом. Выходя из столовой, Зинаида подумала о том, как хороши эти белые ночи, ведь и не скажешь, что сейчас уже десять вечера. Хотелось домой. И хорошо бы Генка не был пьяный… А тут еще на остановке сколько стоять, ожидая автобуса. Из-за угла к ней метнулся худощавый мужчина и сильно испугал девушку. Он встал перед ней и протянул букет наскоро сорванной с клумбы космеи вместе с колючими сорняками. Зинаида спрятала сетку со снедью за спину, взяла цветы и стала рассматривать новоявленного кавалера. С виду он выглядел интеллигентно. Очки в роговой оправе прикрывали умные пытливые глаза. Рыжеватые, волнистые, хорошо причесанные волосы. И ростом вроде с нее… Но уж очень он был худенький. «Еврей», – почему-то подумала Зинаида, хотя в национальностях она совсем не разбиралась.

– Здравствуйте! Я вас жду, – приятным голосом сообщил мужчина.

– Зачем вы нашу клумбу оборвали? – не зная, что сказать, ляпнула Зинаида.

– Простите. Так хотелось вам приятное сделать. А других-то цветов – нет! Вы так чудесно пели… Меня Юлий зовут.

– Как, как?

– Юлий! Друзья называют меня Эйнштейн!

– Физик, что ли? – удивилась она, стараясь спрятать за спину смешную сетку.

– Да нет. Просто умный! Я инженером работаю на ГЭС.

– А-а-а. Вы извините, но мне домой надо. Автобусы вечером ходят плохо.

– Да, да. Простите. Не смею вас задерживать. Но может, дадите номер телефона?

– У меня только рабочий. Запомните или записать?

***

Для бродячей собаки, которая прибилась к ребятам во время игры в войнушку, Надюхина компания соорудила конуру из коробок в подвале своего дома. Пес был грязный, в колтунах. Он поскуливал и позволял детям чесать свое голодное брюхо. Собака радовалась своей нужности и была счастлива, что она здесь, в тепле и заботе, и что лучшая девочка на свете вернулась с двумя котлетами и тут же скормила одну из них собаке, а вторую отдала голодному мальчику Вильке.

– Вкусные котлеты готовит Гультяева мамаша, – сглотнув слюну, прокомментировала Надя.

– Угу-у! —мгновенно проглотив котлету, согласился Вилька.

Вилька почесал благодарную морду собаки и удивленно заметил:

– Ни фикассе! Глянь – улыбается! Хороший, хороший песик!

– А давай, это будет наша пограничная собака. Будем о ней заботиться, – предложила Надька, вытирая жирные от котлет руки рваной тряпкой, которую притащила с чердака, чтобы постелить песику в конуру.

– Я ее причешу-у! Вы-мо-ю-ю. Бантики привяжу-у! – приговаривала Надюха, поглаживая собаку.

– Ну где ты видела пограничную собаку в бантиках? – возмутился Вилька.

– Ни у кого нет, а у нас – будет! Может это для маскировки, чтобы никто не догадался, что собака военная. А может, мы ее правильно сдрессируем, а потом с ней в Красную армию пойдем! Хотя космонавтам собаки не положены…

– Как же не положены? А Белка и Стрелка?

– Точноооо…

Понимая, что дети сейчас уйдут, дворняжка льстивым вьюном закрутилась у ног ребятишек, прыгая на них, пытаясь лизнуть лицо своим шершавым языком. Ребята еще раз почесали ей живот, доставив той огромное удовольствие. Блохи все же ее мучали.

– Думаешь, и она может в космос полететь? Вильк, слышь, как у нее в животе бурлит?

– Не-е! Это не у нее, это у меня!

– Аааа! А как мы ее назовем? А это мальчик или девочка?

– Мальчик! Видно же! Да и титек нет. У женщин всегда по шесть титек!

– А-а-а! Нет, Вилька, это у него в животе булькает. Слышишь? Буль-буль! Буль-буль! А давай его Булькой назовем, – предложила Надька.

– Ладно! Только никаких бантиков! Пойдем, поесть ему поищем! Что ему одна котлетина? Да и самим бы надо перекусить…

***

Зинаида сняла новое крепдешиновое платье и осталась в кружевной черной комбинации. Ее крепкие высокие груди отливали перламутром. Высоко подобранные шпильками волосы подчеркивали ее длинную шею.

– Чудо! Ты просто чудо! – выдохнул от неожиданности полный пятидесятилетний мужчина, сидевший на стуле. Зине было ужасно смешно видеть полковника в семейных сатиновых трусах до колен и обвисшей, голубой, не первой свежести майке. Но смеяться было нельзя. Ведь она играла роль. Роль обольстительницы. Ну надо же как-то устраивать свою жизнь. Пока молодая, надо искать… А полковник – большой человек в воинской части. Да к тому же богат. Наверно…

Зинаида изящно села к нему на колени, обвила рукой его бычью шею и стала отмахивать ладонью от себя вонючий дым от его дешевых сигарет. На столе стояла бутылка красного вина, а на газете лежало несколько кусков хлеба и два краснобоких яблока.

– Зинушка, – затушил сигарету полковник и крепче обнял девушку, – я тебя с первого взгляда! Я тебя как увидел… Ну, как будто громом меня хреннануло! Люблю – не могу!

– Любишь? Так женись, милый! – промурлыкала Зинаида.

По ту сторону двери уже примостилась Надюха. Она ухом прижалась к картонной двери и решила послушать, как там у мамки дела с полковником продвигаются.

– Ну не могу я жениться на тебе! Зинушка, ну что ж ты руки-то мне крутишь? Зинушка, я ж тебе говорил, у меня очень больная жена. Зинушка, двое детей. Ни о каком разводе и речи быть не может, – гундосил толстяк.

Зинаида всталас каменным лицом, демонстративно взяла в руки платье. Полковник тут же вскочил и плюхнулся ей в ноги.

– Ну, Зинушка, ну, родная! Вот помрет она, и поженимся! Вот тогда и на море поедем! Заживе-е-ем! – обнадежил он ее.

– Врешь ты все, Павел! У тебя жена и дочки, как сыр в масле катаются, а для меня ты и вина хорошего жалеешь. Купил самой дешевой бормотухи. На море он меня повезет… – пристыдила его Зинаида, одевая платье.

– А вот и повезу! Повезу, Зинушка!

***

Услышав заветное слово «Море», Надюха закрыла глаза. И перед ней сразу же появились волшебные картинки.

– «Это кладбище, где мы деда Сашу похоронили. Кресты кругом. А вот и могилка, где хоронят жену полковника. Наверняка она была еще толще полковника. И гроб ее несли шесть человек! Нет, десять человек, ведь она же еле-еле в него влезла. Людей вокруг много… А полковник держит мамку под ручку. И я рядом с ними! Мы такие красивые, все в черном, траур все-таки… А у мамки перо в шляпе и вуаль. Все кругом нам завидуют. Аж слюни у них текут. И вот мы уходим все втроем с кладбища. И тут подъезжает к нам коляска с черными лошадьми. Из нее выскакивает извозчик – Карабас, открывает дверцу и говорит: «Ну, наконец-то Ваша жена, господин хороший, умерла! Счастье-то какое! Садитесь скорее, я домчу вас прямо к морю!» А мы такие счастливые, садимся в коляску. Едем!!! А за коляской бегут две толстые девочки. Очень толстые, жир у них так и трясется. Они кричат нам вслед: «Возьмите и нас к морю! Мы отдадим вам и сыр, и масло!» А я такая, обмахиваюсь веером и говорю: «Маман, давайте возьмем их с собой! А то пропадут они без сыра и без масла! А бананов там на всех хватит».