Артем Приморский - Раскаты

Арцыбашев с каменным выражением рассматривал безобразную и едва узнаваемую маску, в которую превратилось лицо жены – ледяная синюшная кожа, плотно сжатые веки, скривившиеся в мучительной агонии губы, высунутый прикушенный язык. На ее шее темнел кривой глубокий рубец.

– Асфиксия… – задумчиво протянул Навалов. Арцыбашев понял и без его подсказки.

– Вы ведь недавно стали помощником? – спросил он у бледного Яковлева. Тот кивнул. – Впервые видите труп? – он снова кивнул. – А жена у вас есть? – опять кивнул. – Если она решит повеситься, будет выглядеть так же, – подвел итог Арцыбашев.

– Да, нам еще повезло, что ваша супруга ничего не ела, – сказал Навалов. Арцыбашев строго посмотрел на него. – Вы же понимаете, как врач врача, – скромно добавил тот.

– Понимаю. У висельников с набитым кишечником все выходит – через низ, разумеется, – пояснил Арцыбашев для Яковлева. – Здесь могла стоять такая вонь, что вы бы плавали в море рвоты.

– О боже, царица небесная… Может, хватит осмотра? – попросил помощник полицмейстера. – Я все запишу и отправлю к делу.

– Его закроют? – спросил Арцыбашев.

– Безусловно. Жертва мертва, убийца тоже.

– Осталось разобраться с клиникой этого недоучки Градова, – продолжил доктор. – Никакой он не врач, и с Фрейдом не связан. Окончил в Ярославле курсы фельдшеров, вот и все его образование.

– Откуда вы знаете? – спросил Яковлев.

Арцыбашев достал из пальто смятые, исписанные листки:

– Здесь вся информация. Трясите его, как грушу, со всех направлений. Он даже меня обдурил, а я такого простить не могу… – он посмотрел на Навалова с презрительным подозрением. – Вы-то хоть настоящий врач?

– Я?.. – Навалов испуганно встрепенулся, но тут же осмелел. – Да, голубчик, врач – патологоанатом и терапевт. Хоть в Париже не учился, а все же диплом имею. А сейчас иду на второй, между прочим.

– Приятно слышать, – Арцыбашев протянул ему сторублевую купюру. – Спасибо, коллега, что потратили время на нас.

– Постойте, а как же Антонов? – спросил Навалов, не забывая забрать деньги.

– Кто не успел, тот опоздал. А мне надоело дышать трупными парами. Вы, – сказал Арцыбашев Яковлеву, – впустили их в себя уже сверх меры.

– Тогда я ухожу… – пробормотал он в ответ.

Угрюмый и мокрый Прокофий Антонов, топтавшийся возле регистратуры, спорил с дежурным:

– Да когда же ваш доктор придет-то?

– Скоро должен быть.

– Да я уже десять минут жду!..

Потеряв жену и дочь, Прокофий осунулся и поседел, стал выглядеть совсем жалко. Исчез умелый хлопотный делец – вместо него на свет выполз тусклый, пахнущий перегаром бродяга.

– Что такое? – спросил Навалов.

– Вот – на опознание приехали, – ответил дежурный.

Прокофий, увидев Арцыбашева, выпучил глаза.

– Ты!!!.. – возглас потонул в свирепом животном рычании.

– Прошу не тыкать, – возразил Арцыбашев. – Мы не на рынке.

– Сукин ты сын, сволочь проклятая! – Прокофий, воспрянув прежними силами, медведем пошел на него. Дежурный и прибежавший на помощь персонал скрутили его, прижали к стене.

– Ты меня всего обескровил, поганец! – брызжа слюной, кричал Прокофий. – Для чего я работал?! Для чего жил?!

– Похороны Анны я оплачу, – ледяным тоном сказал Арцыбашев и вышел из морга.

15

«Все, к черту!» – добежав до машины, он хлопнул дверцей и прикрикнул на водителя:

– Будем ясной погоды ждать? Поехали уже!

«К черту это все! – яростно пережевывал Арцыбашев. – Все к черту! Надоело! Продам клинику, все продам и уеду к чертовой матери отсюда! Заберу мать и дочь – все, прощай, Россия! Поселюсь где-нибудь в Швейцарии! А ведь меня звали, да еще на такую высокую должность! Что же я тогда не согласился-то? Гордость взыграла, не иначе. Толку, что за тридцать – все такой же глупый и гордый! Черт с ними! Сам выкручусь… открою новую клинику… и дом будет у озера, а не в этом помпезном склепе!»

– Александр Николаич? – опасливо обратился водитель. – А куда ехать-то?

– В клинику ко мне дуй, будь она проклята, мать ее…

Арцыбашеву сразу вспомнилось сегодняшнее представление в цирке; а точнее, госпожа Эльза.

«Ну и выдумали ей имечко, да еще и принцессой прозвали! Дура из дур – по канатам научилась лазить под музыку, развлекать дурное стадо своим трюкачеством! Тоже мне, наука! А ведь как похожа на Тарасову – и вытяжкой, и телосложением! Все один в один! Жаль, что ее лица не разглядел. Наверняка такое же глупое и голубоглазое. Может, вообще подросток? Может быть, даже мальчик? – Арцыбашев поморщился от отвращения. – Чем же Ника так восхищается в этой циркачке? Впрочем, несмышленое детское сердце никогда не видит дальше блесток и фокусов».

Доктор прикинул – а если бы эта Эльза во время номера сорвалась по-настоящему? Скорее всего, сломала бы шею и умерла на месте, и это в лучшем случае. В худшем – выжила, но осталась бы парализованной до конца жизни.

Возле клиники Арцыбашева стоял черный автомобиль. Его водитель, облаченный в шинель с погонами капитана, вальяжно оперся на вытянутый капот и курил папироску. Похоже, дождь его абсолютно не волновал.

Машина доктора встала рядом. Арцыбашев кинул быстрый взгляд в сторону капитана (тот продолжал курить, не замечая ничего вокруг) и зашел в клинику.

– Александр Николаевич, – вахтер поднялся из-за стойки. – Приехал генерал-лейтенант Костромской.

– Не знаю такого.

– Ну как же… герой Русско-турецкой… на прошлой неделе звонил…

– Ах, этот, – Арцыбашев глянул в окно. Черная машина стояла, но ее водитель, докурив, спрятался в салоне. – Решился-таки? И где он?

– В приемной. Маслов с ним разговаривает.

– Кто сегодня дежурная сестра?

– Нюра.

«Опять она, – досадливо подумал Арцыбашев. – Хотя, это может помочь».

Генерал-лейтенант Костромской, один из многочисленных героев последней Русско-турецкой войны, восседал на диване с важным воинственным видом. Он был в парадном мундире – ордена, кресты и ленты облепили его грудь сверху донизу. Его лицо, изборожденное морщинами, хранило суровое выражение; пышные седые усы с пожелтевшими от табака кончиками изредка подрагивали – генерал порывался задать вопрос, но каждый раз передумывал. Глубоко посаженные глаза, тусклые и мутные, смотрели на Маслова с презрительным недоверием.

Маслов, забывший надеть халат, сидел за столом и заполнял медицинскую карту.

– Много у вас бумажной работы, прямо как в штабе, – пересилив себя, недовольно заявил Костромской.

– Что поделать? Бюрократия проникла во все слои нашего общества, – шутливо ответил Маслов.

Генерал нащупал трость и сжал позолоченную ручку.

– Знаете, если бы не то бездарно спланированное наступление… – начал он. Тут в комнату вошел Арцыбашев.