Рустам Рустамов - Падение. Том 2

– Наверное, может, даже не один раз, ведь были очень добрые и щедрые, – пробурчал второй. Потом встал, подошел к холодильнику, открыл дверку и радостно воскликнул: – Ура! Живем, тут почти полбутылки коньяка и бутылка лимонада! Дебил, кто держит коньяк в холодильнике, его надо при обычной температуре держать, а ты… И к тому же у тебя, как всегда, закуски никакой. Ты хоть возьми в части полбуханки черного хлеба и положи тоже сюда, чтобы было чем закусывать.

– Слушай, придурок, кто коньяк закусывает черным хлебом? Ты скажи еще репчатого лука положить. И потом, этот коньяк не для пития в удовольствие, а для похмелья, потому должен быть холодный, понял? Сам дебил. Теперь о закуске: не отдал бы шоколад тем шлюхам, сейчас была бы королевская закуска. Кстати, где ты их подцепил, и куда они потом делись?

Друг достал коньяк и лимонад, поставил на стол и спросил:

– Где бокалы, куда наливать-то?

– Ты что? Внук английского лорда, что ли? Разуй глаза, вон стаканы хрустальные на столе.

– Вижу, граненые из автомата, когда успел стырить?

– За кого меня принимаешь, на неделе купил две упаковки на сэкономленные деньги, сорок восемь штук, по шесть копеек штука.

– Какие сэкономленные деньги?

– В транспорте не плачу, чтобы быстрее накопить; пока еду до института, меняю четыре транспорта. Кстати, ты неправильно произносишь: нужно говорить не лимонад, а лимонаб, понял? Его придумали наши талыши, на их языке означает «вода с лимоном» или «лимонная вода». Вот отсюда и лимонаб.

– Что за ваши талыши еще?

– Попрошу без грубостей и с почтением о наших талышах. Это один из древнейших народов на территории Азербайджана. Тоже разделен: половина живет в нашем Азербайджане, половина – в иранском. Живут в основном в южной зоне, где как раз лимон растет.

– Чем отличаются они от вас?

– Ничем, только язык другой: их язык ближе к фарси, наш – к турецкому. По-моему, мы были одним народом, потом каким-то образом возник языковой элемент, потому как в разное время сильны были то тюркский фактор, то фарсидский. Оба народа исходят от кавказских албанов. Это только мое мнение – может, прав, может, нет, не знаю. Ладно, как-нибудь тебе потом расскажу о них. Так где же ты их все-таки подцепил, девок?

– Не надо обзываться таким грубым словом, нормальные девчонки были, из политеха, кстати.

– Как, по-твоему, я их должен назвать? Куртизанками?

– Почему бы нет?

– Куртизанки спят с членами политбюро партии и с министрами, а с флотскими мичманами спят девки легкого поведения. Честно говоря, суть у них одна и та же, только орбиты вращения разные, понял?

– Понял, еще оси, вокруг которых они вращаются, различные; подцепил я их там же, в кабаке, а вот куда делись – тебя, идиота, надо спросить, чего их прогнал? Ночь впустую из-за тебя. Обозвал еще, такие девочки были хорошенькие, а…

Не дал договорить:

– Ночь впустую из-за меня? Ты ничего не понимаешь, подумай, а потом говори; я позаботился о репутации мичмана советского военно-морского флота, если опозорились бы перед ними, что тогда? Мы же были вообще никакие. Вчера у нас был день пития, а не любви. Потом, если я их прогнал, значит, так надо было, возможно, заподозрил болезнь у них. Я умею ставить точный диагноз; больных женщин, особенно по этой части, в момент распознаю. В годы учебы в Баку научился. Там есть кинотеатр «Азербайджан», возле него собирались и сейчас, наверное, собираются патриотки.

– Часто ходил туда диагноз ставить? Болезни распознаешь только у женщин и только по этой части или вообще?

– В первый семестр регулярно, стипендия была, во втором семестре небольшой сбой произошел, но стипендию восстановил быстро, а в третьем полный провал. Потом пошел работать на завод, стал зарплату получать и ничего, тоже вроде пошло дело.

– Понятно, когда работать надоело, пошел в военкомат и на службу, так я понимаю? А то заливал мне всякую ахинею, сказал бы, что денег не было для шлюшек, вот и пошел на службу.

– Нет, не так: на службу пошел по идейным соображениям, учиться не хотел; что касается нехватки денег на шлюху, то отчасти ты прав: денег не хватило на одного шлюху, мужского пола, – препода по сопромату. Паскуда не поставил зачет, хотя все задания зачетные выполнил правильно, срезал меня из-за того, что не посещал, видишь ли, его практические занятия. Я вообще никакие не посещал или очень редко, и что от этого? Передали, что можно получить зачет за пятьдесят рублей, ты представляешь, какие это деньги для студента, лишенного стипендии? Но в сопромате я соображал, а он был тварь, мерзавец и подлец; ну ладно, черт с ним, пусть на его совести будет еще одна студенческая неудачная поломанная судьба. А вот что касается диагностики, то тут немного по-другому: этому я научился с детства, вообще у любого человека любую болезнь определю, посмотрю в глаза, язык и ногти, и больше ничего не надо. Я еще умею лечить травами, у матери научился всему.

– Ну, какой же у меня диагноз?

Повертел пальцем у виска:

– Острая обширная умственная недостаточность в окончательной фазе, но тебе травами уже не поможешь, стадия пройдена, нужно пройти предварительно длительную коньякотерапию, только после переходить на травы; да ты что-то хотел сказать о девочках, я перебил тебя, извини, говори.

– С тобой эта терапия гарантирована, ничего, хотел сказать, какие у них были красивые ножки! Прямо как поэт описывал:

Наш герой прекрасно знал об особой страсти друга к Пушкину, но не упускал возможности задеть его своим абсолютным «незнанием» Пушкина. Это не то что задевало – можно сказать, оскорбляло друга, поэтому, не упуская шанса, сказал:

– Сам написал? Слабо, мог бы и получше написать, полная бессмыслица. Что за фигня, ты же лучше пишешь, не в духе был, наверное, когда писал.

– Нет, не я! Написал это великий поэт…

Не дал договорить:

– Понял, Евгений Онегин написал. Конечно, что-то я запамятовал.

– «Евгений Онегин» – это роман в стихах. Написал его Пушкин, понял?

– Да понял, конечно, там еще этот Евгений, придурок, пристрелил этого, как его, Онегина, как же, в школе проходили.

– Ты лучше помолчи, не произноси это святое имя, оскорбляешь.

– Ты лучше скажи «оскверняешь». Помню, в детстве на Новый год были в гостях у друга отца, армянина Ильяса, в соседнем селе. Я там наелся свинины и напился вина, опьянел в стельку. Когда приехали домой, мать промывала мне рот золой, говорила, чтобы посуду не осквернял.