Олег Красин - Солнечный ветер. Книга первая. В тени двух богов

Обязательство, данное матери, накладывает на него особый обет послушания, однако имеющий четкие границы. Что если Адриан хочет видеть в нем Антиноя, только не греческого юношу, а римского? Правда, Антиной не был таким знатным, как Марк, и связь патриция с вольноотпущенником никогда не возбранялась. Но с Марком другое дело.

Разве своими близкими отношениями с цезарем он не уронит честь семьи, не опозорит род?

Свои тревоги и сомнения он не доносит матери. Для чего ее беспокоить? Зачем ставить перед трудным выбором ее и прадеда Регина? Хотя для Регина, наверное, не существовало дилеммы в таком деликатном и важном вопросе. Марк чувствует, что прадед из-за власти готов на все, даже пожертвовать своим внуком или, хотя бы, частью его тела.

Лунный свет уже пробивается в узкие отверстия окна, когда Домиция Луцилла покидает сына. Она уносит с собой масляную лампадку и ее блуждающий огонек, двигается по коридору все дальше и дальше, погружая комнату во мрак. Только аромат пестумских роз еще висит в воздухе – во дворце Адриана его добавляют везде, даже в масло светильников.

Теплый, еще не остывший воздух проникает в помещение, овевает Марка, сулит ему сладкие сны. Но он не спит, все думает о разговоре с матерью. Рядом на столике стоит поднос с фруктами, он тянется, берет финики, ест.

Внезапно, он чувствует, что кроме ночного ветерка в комнате кто-то есть, кто-то живой. Неужели воры? Но виллу охраняют преторианцы. Император? Марк беспомощно вжимается в кровать, чувствуя, как его бросает в жар.

В едва различимом лунном свете он видит, как к нему приближается белая фигура – большая, бесформенная, похожая на огромный снежный ком, катящийся с горы. Однажды в Риме выпал снег, что было огромной редкостью, и Марк с друзьями спускал с Целия такие ледяные шары. Снежный ком все ближе и почти докатившись до кровати, он внезапно раздваивается, превращаясь в два, ясно различимых человека.

Нет, это не император!

– Кто вы? – спрашивает он едва слышно.

– Мы рабы на вилле, – отвечает девичьим голосом одна из фигур. – Я Бенедикта. Со мной Феодот.

– Что вам нужно?

– Нас послал великий цезарь. Он сказал, чтобы мы исполнили все твои желания, господин.

– Мои желания? – замялся Марк.

– Конечно! – засмеялась негромким воркующим смехом Бенедикта.

Феодот в это время зажег лампаду и поставил ее на столик рядом с фруктами. Марк увидел очень молодого, лет двенадцати, чернявого мальчика, одетого в тунику. Бенедикта оказалась милой девушкой, тоже молодой и стройной. Она была немногим старше Марка. А еще он заметил в одной из стен напротив едва уловимый свет, бьющий из неприметной щели. Или из отверстия. За ними кто-то наблюдал. «Это Адриан!»

Марку тут же вспомнились слова, сказанные ему утром цезарем об обладании, о страсти. Адриан приказал отпустить себя, с головой погрузиться в омут желаний. Но хотел ли он на самом деле, чтобы Марк потерял девственность в Тибуре? Что если это испытание? Возможно, Адриан хочет убедиться в умении Марка владеть собой в трудные минуты, когда он подвергается искушениям, которые выдержит не каждый смертный? Ведь Адриан, почти бог, могущий управляться со страстями. Даже его связь с Антиноем не выглядела безумством на фоне упорядоченной и неторопливой жизни, которую вел царственный любитель искусств.

Антиной мог быть всего лишь украшением, дорогим перстнем на пальце, которым можно похвастать перед друзьями и заставить их восхищаться, будто совершенным произведением искусства.

Меж тем, Марк почувствовал пальцы девушки на своем теле. Ее рука ласкает, гладит шею, грудь, опускается ниже. Феодот по приставной ступеньке забрался на ложе и прилег рядом. Он начинает целовать Марка, прижиматься к нему все сильнее и сильнее. Но Марк инстинктивно отстраняется от них: от мальчика и от Бенедикты.

– Мы ходили в термы, господин, – сообщает Бенедикта, думая, что Марка смущает запах, которым обычно исходит от рабов – вонь немытого тела. – Мы лили на себя пахучую тростниковую воду.

– Нет, нет! – бормочет Марк, сопротивляясь искушению.

Он не знает почему, зачем бороться, ведь тело его уже сдалось, он это чувствует.

В голове неотвязно крутятся образы Антиноя, Психеи, Венеры, чьи обнаженные скульптуры выставлены в вилле. Днем Марк гулял с императором мимо них, останавливался, рассматривал. Адриан молчал и ничего не комментировал, иногда внимательно поглядывая на юношу. Были там и бюсты Купидонов с Амурами – голых и пухлых мальчиков, весело гудящих в медные трубы, призывая бога Эроса; Приап с торчащим фаллосом, являющимся символом вечного плодородия и предотвращения несчастий.

Тем временем Марк чувствует, что Бенедикта прекратила трогать его между ног. Она явно не знает, что делать дальше, продолжать ли свои ласки или вместе с Феодотом покинуть опустошенного новыми ощущениями господина. Щель в стене вспыхивает ярким отсветом, исчезает, и девушка, словно получает неслышный приказ от Адриана, что можно покинуть комнату. Она зовет своего маленького спутника.

Гаснет свет, занавес падает, мимы уходят.

Марк, откинувшись, лежит на кровати, чувствуя, как горит жарким огнем его лицо и плавится тело в сладкой истоме. Он справился с собой. Так ему кажется. Он выдержал испытание, уготовленное Адрианом. Но правда ли это на самом деле, так ли считает цезарь? Марк не знает.

Еще до приезда в Тибур Адриан задумался о том, кого назначить консулами в новом году 21 21 134 г. н.э. . Он перебирал кандидатуры патрициев, размышлял, гладя, как его рослый молосский пес, бегал по залу, цокая по плитке длинными когтями. Свою любимую борзую Адриан оставил в Греции – у него было много собак в каждом поместье. Собаки ему нравились больше людей, ибо по сравнению с ними ничего не требовали кроме хозяйской любви.

Иногда он размышлял о том, как славно было бы, если вместо людей его окружали псы. Верные, неприхотливые, недорогие, большая экономия для бюджета страны.

Пса звали Гилакс, что по-гречески означало «лающий» – кличку Адриан позаимствовал у Вергилия, хотя и не очень жаловал этого эпичного поэта. Гилакса он брал с собой на охоту, в то время, когда другие предпочитали использовать молосскую породу лишь для охраны, как сторожевых псов. Впрочем, было удобно иметь охотника-сторожевика в одном лице.

С первым консулом император определился сразу. Тит Вибий Вар из почтенного сенаторского рода как нельзя лучше справился с управлением Киликией, куда цезарь назначил его наместником несколько лет назад. Теперь он пригодится в Риме. Хорошие чиновники всегда были в цене, при любых императорах.

Затруднения вызвала вторая кандидатура. Кого из сенаторов выбрать? Кому поручить важный пост? Адриана в выборе ничего не сдерживало, можно было остановиться на любом. Вспоминался случай, когда его предшественник-сумасброд Калигула ввел в здание Сената коня, желая унизить почтенных и знатных старцев. Но это не его путь, не путь Адриана.