Александр Бубенников - Царь с царицей

Опрокинув сторожевые посты астраханцев, и взяв несколько пленников, воеводы узнали от пленных, что хан Ямгурчей стоит в пяти верстах от города в нижнем течении Волги, а в самом городе нет почти никого… Высадившись в двух местах 2 июля, войска Пронского двинулись на астраханскую крепость, редкие защитники при первом же появлении русских побежали. Не встретив никакого сопротивления, наши войска вошли в крепость и заняли Астрахань. Вяземский же со своими полками решительно пошел на ханский стан, только и там не нашел никого. Ямгурчей увел свое войско к Азову, отпустивши своих жен и детей, а также своих знатных вельмож-чиновников на легких судах к морю – эти суда со знатными пленниками были быстро перехвачены.

Все пленники тут же изъявили желание служить Дербышу и зависеть от русского царя, требуя единственно для себя сохранения жизни и личной свободы. После бескровного взятия Астрахани знатных князей и мурз набралось под пятьсот, а простых людей – под десять тысяч. Новый астраханский властитель Дербыш от лица своих подданных поклялся высылать в Москву ежегодную дань – сорок тысяч алтын и три тысячи ценных осетровых рыб. Вельможам предписывалось в случае смерти их властителя Дербыша не искать себе татарского или ногайского хана, а ждать, кого царь московский Иван пожалует им в законные правители. В клятвенной грамоте, скрепленной печатями, сказано было, что подданные русского царя могли теперь свободно ловить рыбу от Казани до Каспийского моря без обложения данью и пошлинами с налогами.

Оставив вместе с Дербышем для его безопасности Козаков, учредив порядок на астраханской земле, воеводы возвратились в Москву с пятью взятыми в плен царицами и великим множеством освобожденных русских невольников, томившихся в астраханских улусах…

Царь Иван получил весть об успешном завершении астраханского похода в конце августа, в день, когда ему исполнилось 24 года. Основанная восточным деспотом Тамерланом Астрахань, на землях древнерусской Тмутаракани – в его руках… Благодаря бескровной победе Русь получила выход в Каспийское море: теперь Москва контролирует все течение Волги – от истоков в тверской земле до дельты в астраханской. Персия и правители Центральной Азии вынуждены считаться с Москвой, потому и обязаны пустить русских купцов на свои богатейшие рынки…

Празднуя свой день рождения, 29 августа 1554 года, с митрополитом Макарием и со всем своим двором в подмосковном селе Коломенском, обрадованный своей астраханской победой не менее, чем своему отцовству, царь ликует. Победителю пристало быть милосердным; царь, встретив с великой честью плененных цариц, отпускает всех назад в Астрахань – к удовольствию Дербыша…

Только младшая из пленных цариц, которая на пути в Москву родила сына, пожелала вместе с ним креститься в Москве. И на торжественном богослужении митрополит Макарий в присутствии царя Ивана крестил знатную пленницу-царицу: сына назвали царевичем Петром, а мать Юлианией… Скоро царь женил на Юлиании своего именитого дворянина Захария Плещеева…

Не ведал государь, что скоро придется столкнуться ему с изменой и вероломством Дербыша, снявшего с себя личину друга царя московского и пошедшего на союз с Девлет-Гиреем и Юсуфом, как только что прознал про измену в собственном государстве…

В конце июля 1554 года, в разгар астраханского похода, в Литву пытался убежать один из участников заговора против царя, князь Никита Ростовский, которого схватили по дороге недалеко от города Торопца. На допросе тот признался, что его послал в Литву боярин Семен Васильевич Ростовский передать королю Сигизмунду, что он сам отъезжает к нему от царя с братьями и племянниками…

Схваченный по приказу царя боярин Семен Ростовский на допросе стал прикидываться ветошью и «Ваньку валять»: якобы хотел бежать от собственного убожества и скудоумства – поскольку по-пустому изъедает царское жалованье и отцовское наследство. Однако люди, вызванные на допрос, показали, что он сносился с литовским послом Довойною, когда тот был в Москве, и даже сам тайно дважды виделся с ним – говорил ему, как обстоят дела в Думе насчет мира с Литвой, поносил государя и требовал себе опасной грамоты для бегства. Семен Ростовский вынужден был признаться, что с ним хотели бежать в Литву родственники его, князья Лобановы и Приимковы.

Боярин очень боялся сурового наказания государя. Если в Литве и Польше участие знати в избрании на трон монарха считалось само собой разумеющимся – законным и необходимым! – и ни коим образом не рассматривалось как государственная измена, то в Русском государстве все было с точностью наоборот. Князья и бояре, высказавшиеся в момент болезни царя не за царевича Дмитрия, а за его династического соперника Владимира Старицкого, знали, что от выжившего царя их ожидает неминуемая кара…

Судебное разбирательство по делу беглеца-боярина Семена Ростовского выявило многих заговорщиков, имена которых были неизвестны царю. Многие знатные бояре и князья, оказавшиеся в тени «мятежа у постели царя», были скомпрометированы розыском Семена Ростовского, вскрылись невидимые доселе связи и нити масштабного заговора против царя и его семейства, в первую очередь против партии Захарьиных. Кроме многочисленной родни Ефросиньи и Владимира Старицких, из старомосковского рода Патрикеевых, князей Щенятевых, Курлятевых, Куракиных, выяснилась неприглядная роль князей Турунтая-Пронского, Немого-Оболенского, Репнина и даже бояр-воевод Серебряного, Микулинского, а также многих других князей и дворян, членов Государевого двора. Большинство заговорщиков сплачивала ненависть к партии Захарьиных, решимость не допустить их прихода к власти…

Боярский суд – по делу Семена Ростовского – с ведома царя Ивана и митрополита Макария вел дело весьма осмотрительно и осторожно. Судьи по тайному распоряжению царя намеренно закрывали глаза на многие боярские преступления, не придавали значения выбитым из Ростовского показаниям насчет преступных связей Ефросиньи Старицкой со многими и многими знатными вельможами, которым царь доверял, как самому себе. Нарочно главными сообщниками князя Ростовского в Москве были объявлены только княжьи холопы.

В письменном наказе послу, отправленному царем в Литву, говорилось: «Если станут спрашивать о деле князя Семена Ростовского, то говорить: пожаловал его государь боярством для Отечества, а сам он недороден, в разуме прост и на службу не годится. Однако захотел, чтоб государь пожаловал его наравне с дородными. Государь его так не жаловал, а он, рассердившись по малоумству, начал со многими всякими иноземцами говорить непригожие речи про государя и про землю, чтобы государю досадить. Государь вины его сыскал, что он государя с многими землями ссорил, и за то велел его казнить. А станут говорить: с князем Семеном хотели отъехать многие бояре и дворяне? Отвечать: к такому дураку добрый кто пристанет? С ним хотели отъехать только родственники его, такие же дураки…»