Лейла Элораби Салем - Святость над пропастью

– Фамилия, имя и место рождения.

– Но вы и так все прекрасно знаете… – начал было отец Дионисий, но строгий голос заставил его замолчать.

– Я дважды повторять не собираюсь. Отвечайте на заданный вопрос, гражданин!

– Каетанович Дионисий.

– Год и место рождения.

– 8 апреля 1878 года, село Тышковцы Городенковского уезда.

– Родные есть?

– Да, сестра Сабина Ромашкан и ее сын – мой любимый племянник Казимеж Ромашкан.

Инспектор бросил ручку, взглянул на святого отца и, немного поразмыслив, сказал:

– Мир тесен, не так ли?

– О чем вы?

– Ваш племянник также осужден властями в совершении мессы, что категорически воспрещено.

– Казимеж… но как такое могла случиться? – отец Дионисий набрал в легкие побольше воздуха, в решительности, придавшей ему силы, проговорил как на духу. – Я знаю Казимежа с самого рождения, я понимаю его как никто другой, ибо сам участвовал в его воспитании и точно могу сказать, что этот мальчик не может быть опасен, ибо он ни словом, ни делом не причинял никому зла. Поверьте мне, прошу.

– Это для вас он невинный мальчик, коему сейчас уже тридцать шесть лет. И если мы узнаем его причастность к запретным организациям или группировкам, то он самолично будет отвечать по всей строгости закона, нравится вам то или нет.

Инспектор приметил ошеломленное лицо святого отца, но не дав ему сказать ни слова в поддержку племянника, продолжил:

– Ладно, к делу это отношения не имеет. Поговорим лучше о вас, свято…, то есть гражданин Каетанович. Расскажите о себе: где родились, где учились, чем занимались. Давайте, поведайте свою историю, а я послушаю.

– Что еще должен вам рассказать, коль информация обо мне хранится в ваших документах?

Инспектор глубоко вздохнул, несколько раздраженно постучал костяшками пальцев по столу и, поддавшись вперед, заговорил шепотом:

– Послушай меня, глупец. Я желаю помочь тебе выбраться на волю и потому мне необходимо знать все, понимаешь, все. Может статься, найдется информация для твоего оправдания, в противном случае тебя отправят в далекие лагеря; сколько ты там выдержишь – год, два? Так что выбор за тобой.., святой отец.

– С чего мне следует начать рассказ?

Инспектор встал, заходил по кабинету туда-сюда, на ходу закурил сигарету. От табачного дыма у отца Дионисия засвербело в горле и он принялся безудержно кашлять, исходя до мокроты. Инспектор тут же потушил сигарету, заботливо протянул ему стакан воды.

– Вы не курите, гражданин Каетанович?

– Нет, никогда не курил и не курю – здоровье не позволяет, ибо родился я слабым и болезненным., и лишь благодаря стараниям матушки не умер в младенчестве.

– Расскажите подробнее о вашей жизни – с детства до сегодняшнего дня.

Святой отец осушил стакан, прочистив горло, былая уверенность вернулась-вселилась в него тонким потоком, как это бывало всегда. Приглушенным голосом он заговорил:

– Я родился в селе Тышковцы Городенковского уезда Королевства Галиции и Лодомерии Австро-Венгрии, в семье Каетана Каетановича и Марии Каетанович, урожденной Зайончковской…

– Мой род – это род Каетановичей, прибывших в Тышковцы в начале 19 века за лучшей долей, большими возможностями. Моего деда по отцу звали Шимон Каетанович, что своим упорством, каждодневному труду и несокрушимой верой в лучшее смог не только обустроиться на новом месте – среди чужих по крови и языку, но и сколотить немалое состояние на торговле скотом, благодаря этим деньгам дед купил обширные земли на зеленых холмах недалеко от села и построил большой дом. После его смерти все хозяйство, все земли перешли в наследство моему отцу Каетану Каетановичу – как единственному сыну. Вскоре отец вступил в брак с моей матерью, Марией Зайончаковской, дочерью местного фермера Миколая и Марии, урожденной Книницкой. Матушка моя, не смотря на армянское происхождение, крестилась в ближайшей православной церкви; таким образом в нашей семье было двоеверие.

Отец Дионисий замолчал, глубоко вздохнув; в груди защемило от нахлынувших сладостных, но безвозвратно ушедших днях счастливого детства. Так как инспектор терпеливо слушал, не перебивая, он продолжил свое повествование:

– У моих родителей родилось трое детей: Юзеф, Сабина и я. Еще будучи школьником, я слышал от матери мою историю появления на свет. Это было 8 апреля; роды были тяжелыми и длились с ночи до утра. Матушке становилось хуже и хуже, и если бы не помощь женщин, она бы не выдержала, умерла бы во время разрешения от бремени. Отец оставался рядом – подле ее ложа, держал ее тонкую руку в своей ладони, ободрял ласковым словом. И вот, наконец, свершилось долгожданное, в муках обретенное: на грудь матери положили крохотное тельце младенца, счастливый отец склонился надо мной и в тот же миг из-за туч выглянуло солнце и осветило меня своими теплыми апрельскими лучами. Отец сначала взглянул на женщин, затем перевел взгляд на мать и воскликнул: «Господи! Это же подарок судьбы. Сие дитя благословлено свыше!» На лицах женщин появились слезы благодарности, одна из них прочитала надо мной молитву о даровании долгой, счастливой жизни. В то же время мой старший брат Юзеф находился в соседней комнате и тихо плакал: он испытывал невысказанную обиду на родителей, глубокую ревность и непонятную ненависть ко мне. Забегая вперед, скажу лишь, что у родных, особенно матушки, я был любимым ребенком. Подрастая, наши отношения с братом сгладились, мы с ним стали лучшими друзьями, не смотря на разницу в возрасте сроком в шесть лет. К тому же через три года после меня в семье появилась долгожданная дочь – моя любимая, единственная сестра Сабина.

– Это мать вашего племянника Казимежа Ромашкан? – поинтересовался инспектор, хотя точно знал ответ на вопрос.

– Да, она мать моего любимого племянника.

– Продолжайте.

– Всех нас крестили в местной греко-католической церкви. Помимо нас, в том селе проживало немало армян: в основном либо торговцы-купцы, либо фермеры. Записи же о свидетельстве нашего крещения были переданы в армянскую католическую церковь в Городенке, где хранятся и поныне – по крайней мере, должны там быть, если их не уничтожили во время войны.

Жили мы дружно, счастливо. До сих пор как наяву помню я раннее утро, накрытый белоснежной скатертью стол, где мы собирались за трапезой, и тот яркий блестящий солнечный свет из окон, заливающий золотом наши комнаты, и чириканье пташек в саду – где росли сливовые деревья. Тогда мне представлялось в детской наивности, что сие будет длиться вечно и никто и ничто не омрачит наше радостное бытие. Но того, кто беспечно проводит жизнь, наказывает Господь, так случилось и с нами. Занемог отец. Мы, маленькие дети, не ведали, что с ним, а потому злились на мать, на докторов, не позволяющих нам входить в комнату больного. По ночам по всему дому раздавался сильный кашель, а матушка украдкой выбрасывала окровавленные тряпки. У отца выявили туберкулез; он умирал в мучениях, а я не успел даже сказать ему, как сильно его люблю. Мне не было семи лет, а в памяти до сей поры сохранился тот страшный день: мать, брат, сестра – все в черном, потом в нос ударил запах влажной земли и все провалилось в горький туман. Ежедневное я пытаюсь это забыть, стараюсь стереть из памяти, но прошлое с удвоенной силой заставляет то и дело оглядываться назад, к страшному судьбоносному удару.