Лейла Элораби Салем - Святость над пропастью

У кабинета стояли в ожидании пять семинаристов, чье выступление выделила комиссия из высших святых отцов, среди них присутствовал Дионисий. Молодые люди молчали, в волнении не решаясь даже перекинуться парой слов с товарищами; решалась их дальнейшая судьба – успех ли впереди или же отчитают за неудачно выбранную для выступления тему.

Очередь дошла до Каетановича. Позабыв наставления профессора, он застенчиво прошел в кабинет, мельком взглянул на архиепископа и тут же опустил взор на пол – почему-то с интересом начав рассматривать орнамент на ковре.

– На конференции среди толпы этот человек был более решительным, – раздался насмешливо-доброжелательный голос архиепископа.

– Ваше Высокопреосвященство, брат Роман не робкого десятка, но прошло много времени и он, скорее всего, устал, – попытался заступиться за семинариста профессор богословия.

– Это он пусть сам ответит, – Жозеф Бильчевский пристально взглянул на юношу, вопросил, – как вас зовут, сколько вам лет?

– Имя мое Дионисий Каетанович, родом из села Тышковцы, 1878 года рождения, – на духу выпалил тот, когда сила воли вернулась к нему.

– Вам уже 25 лет? Поздновато вы начали свое обучение в семинарии.

– До этого я прошел послушничество во францисканско-реформаторском ордене, приняв имя Роман. После меня перевели в монастырь в Ярославе, из него в Перемышль, а позже учился в краковском университете на факультете философии. Лишь после его окончания я принял решение обучаться здесь, в семинарии.

– Долгий же путь вы проделали, молодой человек, однако достаточно учиться – вы и так многое познали. Пришло время соединиться душой и сердцем с нашей святой церковью, послужить на благо народов – ради спасения их душ. Я принимаю вас.

Дионисий так и застыл, лишившись дара речи: отныне все станется иначе и семья его не будет голодать. Поздно вечером он написал письмо домой, его родные плакали от счастья, восхваляя в молитвах Господа за дарованные блага. Мария на короткое время приехала к сыну во Львов, с молитвами и материнским благословением поддержала его перед заключительным экзаменами, а позже, собрав сколько было у нее денег, пригласила Дионисия в кафе – сий маленький подарок по случаю успешного завершения семинарии. Перед ее отъездом Дионисий искренне благодарил мать за оказанное столь теплое внимание, а сердце его сжималось от горечи, когда он думал, чего стоило ей потратить столько средств на дорогу, проживание к незнакомом городе и билет в обратный конец. «Неужто взяла в долг или сдала свои старинные украшения в ломбард?» – мелькнуло у Дионисия в голове, от этой мысли тугой комок сдавил горло и, едва сдерживая трогательный порыв, он крепко обнял Марию, спросил лишь:

– Как поживает Сабина? Ведь недавно, я слышал, она вступила в брак.

– Ах, родной мой, какой уж это брак? Супруг как и мы оказался гол аки сокол, даже семью не может содержать, бедной моей девочки приходится подрабатывать рукоделием, а ее никчемный муж не удосужился даже найти более достойную работу, так вот и сидит мелким клерком в конторе, бумаги перебирает, – в ее голосе сквозили досада, обида и жалость к несчастной судьбе дочери. Все детство Сабины прошло в лишениях, думали – с замужеством что переменится, но увы: одна нужда сменилась другой.

Мария провела загрубевшей шершавой ладонью по бритым щекам Дионисия, тихо-ласково молвила:

– Ныне вся надежда на тебя, мой любимый мальчик. Прости нас.

Последние слова острым ножом кольнули его сердце и он так весь поддался вперед, горя желанием ни за что не отпускать мать в дальний путь – к старому бедному очагу. В душе, сам того не ведая, дал слово в скором времени сделать все возможное для ее счастья, ее спокойствия.

В том же году – а именно 5 июля 1903 года Дионисий Каетанович был рукоположен Жозефом Бильчевским. Тогда стояла жаркая, солнечная погода, напоенная ароматом буйных цветов и цветущей зеленой листвы. Можно было подумать, что сама природа радовалась положению Дионисия, благоговейно поделив его судьбу надвое: позади тяжбы и горечь, впереди – почет, слава и уважение. 14 сентября он был направлен в Краков в монастырь святого Казимежа, где стал наставником юных семинаристов и послушников – сам будучи молодым, полный решимости человеком. Юнцы любили его – не как умудренного опытом лектора, а как друга и собеседника; вечерами он сидел с послушниками, делился с ними сокровенными знаниями, практиковал в разговоре латинский язык – все за пределами учебного процесса и скучных непонятных книг.

Одновременно с преподаванием Дионисий, как полагалось, служил в церкви, слушал исповеди, служил мессы, читал проповеди верующим. Его ревностное стремление к достижению лучшего, его глубокая вера и полученные знания дошли до внимания высших в епархии; не прошло месяца, как Дионисий получил от архиепископа Жозефа Бильчевского письмо, в котором содержались такие вот слова: «Отец Дионисий, ты оправдал мои надежды, не подвел тех, кто искренне верит в тебя. Отныне тебе следует устремиться вверх – ближе к Господу Богу. Ты, я знаю, слишком долго ждал, настал черед показать себя. Оставь краковскую семинарию, отправляйся служить в Ярослав. Ты умный человек, возьми в свои руки приход, ибо кто, как не ты. Его Высокопреосвященство, отец Жозеф Бильчевский».

Дионисий отложил письмо, глубоко вздохнул: это был приказ, приукрашенный красивыми витиеватыми словами. Что ж, он ступил на избранный путь и сейчас готов был служить на благо веры. «Ибо кто, как не ты», – раздались в его голове последние слова архиепископа. Наступал 1904 год, Дионисий постепенно начал собираться в дорогу.»

Через несколько дней святой отец чувствовал себя заметно лучше, однако слабость, заменяющаяся подчас головокружением, никак не желала покидать ослабленное старческое тело. Инспектор самолично спустился в тусклую камеру, уже не столь холодную и мрачную, ибо весна полноправно завладела землей, зима же медленно-нехотя уступила сопернице место – до нового времени.

Отец Дионисий сидел на скамье, сухими руками обхватив колени, на плечи его была накинута бесформенной массой сутана – так лучше, теплее, надежнее. Инспектор приметил бледность его лица, осознал, что будет крайне жестоко заставить этого человека куда-то идти, о чем-то долго рассказывать. Сохраняя за собой достоинство и право выбора, инспектор сел на принесенный стул, тихим голосом спросил:

– Как вы себя чувствуете, гражданин Каетанович?

– Много лучше. Спасибо вам за заботу, если бы не вы, меня, возможно, уже не было бы в живых, – отец Дионисий согнулся, громко закашлял в кулак: похоже, лихорадка опять принялась его донимать.