Олег Иралин - Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

Все молчали, ожидая, что теперь скажет хотя и не самый старший по возрасту, но влиятельнейший среди них хан Сырчан. Тот, поглаживая редкую бородку, тронутую сединой, некоторое время рассматривал вошедшего.

– Подойди ближе, – наконец произнёс он негромко. – Ты знаешь, какая опасность нависла над Степью. Мы решили доверить тебе судьбу нашего народа. Как только на краю неба пробудится заря, скачи во весь опор к Железным воротам, за самый Каменный пояс. Найди там наших ханов и расскажи, что кыпчаки взывают к ним, просят забыть обиды и заслонить кочевья от русского меча! Ведь знают они, что, кроме юнцов да нас, стариков, заступать пути русичам некому! Передай славному Тугоркану, что только в нём наша последняя надежда…

Сырчан приходился родным братом хану Атраку, но все заметили, что он не обмолвился и словом о нём. Он лучше других знал характер своего родича и не питал особых надежд в отношении него, зато широта души Тугоркана была известна всей Степи. Люди верили, что этот горячий воин, неотступно следующий законам степи и не прощающий её обиды, не оставит в беде свой народ.

Выслушав приказ, Кубар поклонился и вышел, а наутро, едва забрезжил робкий свет первых лучей, он поскакал им навстречу, спеша доставить такую важную, сколь и недобрую весть.

Тем временем в дальней, цветущей за высокими горами земле, на защиту грузин встал весь цвет половецкого воинства. Взошедший на престол Давид, стараясь отделаться от владевшего Грузией, но весьма ослабленного в распрях султаната, возмутил свой народ на борьбу. Сельджуки, и без того измотанные внутренними дрязгами, ко всему прочему вынуждены были отвлечься на крестоносцев, что по призыву Папы хлынули в их владения, стремясь к наживе под расшитыми крестом знамёнами. Но, против ожиданий грузин, султанат нашёл в себе силы ответить на атаки посылаемых грузинским царём отрядов. Сельджуки, с ходу разбив войско царя Давида наголову, теперь едва сдерживались его остатками, вовремя подкреплёнными ордой подоспевшего Атрака. По сути, теперь вся мощь оставшихся под рукой Давида армий заключалась в половецких саблях его тестя, но и их было явно недостаточно. Мусульмане, превосходя численностью, загнали утративших стойкость грузин в горы и вынудили отступить следом половцев. Овладев предгорьями, они приостановили натиск, ожидая подкреплений для успешных действий в пересечённой местности, прекрасно осознавая, что для войны в ней потребуется больше сил. А пока, прекратив активные действия, сельджуки обратили свои взоры на беззащитное население. Кровь полилась рекой. Насилиям и грабежам не было предела, и укрывшимися в горах овладело уныние. Поползли слухи, что жестокие воины наполняют кровью убитых целые бассейны брошенных знатью дворцов, и их предводители купаются в них, каждый раз требуя свежей. Давид знал, что это всего лишь плоды воображения испуганных насмерть людей, но эти слухи подтверждали плачевное состояние остатков его воинства. И вот, когда с каждым днём участились случаи дезертирства, когда его азнауры готовы были увести свои утратившие воинский дух отряды и оставить его наедине с половцами тестя, неожиданно пришла помощь. Тридцать тысяч степняков, разметав отряды прикрытия, очистили предгорья от сельджукской конницы и заняли боевые порядки, готовясь к продолжению атаки. К ним поспешили половцы Атрака, а вслед им и воспрянувшие духом грузины. Давид, вне себя от счастья, то и дело возносил хвалу Богу и пришедшим на выручку ханам, не скупясь в размере богатств, обещанных после победы. Но пока князь, его приближённые и ханы совещались, вырабатывая дальнейшую тактику, с равнины поступили сведения о прибытии к сельджукам свежих сил. Теперь, по докладам грузинских лазутчиков, мусульман стало триста тысяч против сорока пяти тысяч половцев, единственно боеспособных из всех воинов под рукой царя Давида.

– Сорок пять против трёхсот! – сокрушался Вахтанг, советник царя, на тюркском языке, коим грузины вполне сносно владели после десятилетий сельджукского владычества. – На каждого всадника по шесть таких же! Нужно немедля возвращаться в горы, только там останется возможность отбиться от этого скопища дикарей. В горах станет полезным и то, что осталось от грузинского войска, ведь Господь свидетель – на равнине мы просто бессильны!

Он посмотрел на ханов. Лица двоих выражали полное бесстрастие, но в зелёных глазах Боняка он прочёл затаённую усмешку.

– Ну хотя бы в ущелье их заманим, чтобы атаковать из засады! – продолжил Вахтанг. – Расстроим их ряды, вытянем на себя в горы, а там, с Божьей помощью, и отобьёмся!

Взоры всех присутствующих остановились на Тугоркане. Его одного сородичи удостоили приставки кан к имени, чем признали его особую доблесть и высокий полёт мысли.

– Мы, кыпчаки, привыкли сражаться на равнине, там, где есть простор нашей коннице! – заявил хан. – К тому же предпочитаем атаковать. Что до количества врагов – посчитаем в бою!

Он поднялся, давая понять, что окончательное решение им принято, и грузинскому царю не осталось иного выбора, как поддержать его.

– Слова великого воина! – воскликнул он, вскочив с золочёного стула. – Да будет так! Атакуйте, а я с верными мне воинами составлю ваш надёжный резерв!

Ханы переглянулись, но промолчали в ответ. Они достаточно нагляделись на грузинских воинов и уже составили представление об их надёжности. Разумеется, никто и не собирался принимать их в расчёт, и они, покинув княжеский шатёр, продолжили совещание в тугоркановской юрте, продумывая действия своих отрядов. Им противостоял сильный и храбрый противник – потомки тех, кто когда-то соседствовал в Великой Степи с их предками, такие же степняки, как и они сами. В бою с ними трудно рассчитывать на значимое превосходство: на коне они держались не хуже и стреляли так же метко, как и кыпчаки. Весь расчёт в предстоящей битве строился на внезапности и дерзости. Решили атаковать в тот самый момент, когда утро только намеревается потеснить ночь, когда ещё окутывает сонную землю мгла, а разлитые озёрами тени отдыхают на траве. Атаковать решили так, как традиционно атаковали кочевники: усиленный центр сминал боевые порядки врага, нанося решающий удар, в то время как отряды правого и левого крыльев наваливались на фланги и тыл, круша охватываемого в кольцо неприятеля. Но в этот раз Тугоркан решил изменить одному из правил: ввиду пограничного времени суток, приходящегося на первый этап сражения, пришлось отказаться от стрел лёгкой конницы, предшествующих атаке тяжело вооружённых воинов. Им надлежало выступать первыми, с задачей смять самый многочисленный отряд сельджуков, в глубине которого возвышались белоснежные шатры эмира Мардина и главнокомандующего Иль Гази с двуглавым орлом на развевающемся стяге. Когда обусловились обо всех сопутствующих подготовке к сражению мелочах, в юрту вошёл встревоженный Давид.