Олег Иралин - Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Не в наших правилах с пленёнными так обходиться. Но если судьбу вот этого воина решать, так надо Белояра спрашивать – он его в поединке взял!

Взоры всех обратились к Белояру. Воин взглянул на князя, и в повисшей тишине прозвучал одобрительный голос Милослава:

– Что стоишь, решай!

– Дозволь, князь, его при себе оставить. Тесть мой в прошлом походе в ратники подался, так и сгинул под Киевом вместе со старшими сыновьями. Скоро осень, время урожай собирать, у тёщи в селе мал мала на вые, а рабочих рук нет! С пленного хоть какая-то польза, на меня ведь, служивого, надёжи нет! И товарищи его пусть живут. Вместо русского полона получат цепи на невольничьих рынках, а ты – прибыток казне!

Князь, хотя и досадуя, не возражал, и ожидавшие в стороне пленники облегчённо вздохнули. Не видеть им больше родных степей, но служба в телохранителях у султана – не самое худшее из того, что могло произойти! Редко кто из половцев задерживался в рабах. Зная боевые качества степняков, расхватывали их султаны и все, у кого хватало денег, пополняя воинские отряды свои и охрану. А Милослав, скоро потеряв интерес к захваченным кочевникам, уже был занят другими мыслями. Отбитый отроками в самом начале сражения обоз оставался под их контролем, но вокруг него всё больше собиралось пока любопытствующих переяславцев и киевлян. Требовалось срочно усилить его охрану и встретиться с князьями Святополком и Владимиром, чтобы подтвердить свои права на добычу.

– Ратай, спеши со своей сотней к обозу, русский полон гони прочь, а всё, что есть, принять до последнего возка! – крикнул он сотнику.

– Весь обоз? – переспросил сотник, переглянувшись с воеводой. – А что оставить полону?

– Обойдутся! – решительно заявил князь. – Пусть радуются, что освободили, не то век бы им в кандалах на чужбине маяться!

Князь ускакал, а дружинники, глядя вслед направляющейся к обозу первой сотне, принялись осматривать добытые в бою трофеи. Никто не торопился увидеть благодарные глаза счастливых, дорогой ценой освобождённых от уготованного им рабства людей. Им уже приходилось отбивать русский полон, видеть эти глаза и слышать идущие от самого сердца слова, что врезаются в память и звучат в душе самой дивной на свете мелодией, но…

Когда Ратай со своей сотней достиг обоза с награбленным половцами добром, навстречу им бросились уже освобождённые от своих пут мужчины и женщины. Их возгласы слились воедино, но сотник расслышал слова тех, кто был ближе к нему.

– Родные вы наши, сынки! – кричал крепкого вида мужик с бородой, что местами уже была посеребрена сединой. – Спаси вас Бог, ослобонили…

– Родимые, мы уже и не чаяли, что переймёте нас! – вторила ему женщина со свежим рубцом на всю щёку и распоротой кнутом рубахой. – Ведь до самого города бегом гнали, окаянные…

Неожиданно она подскочила, вцепилась в стремя, прильнула к сапогу лицом и завыла, и тут же навзрыд заревели ещё три бабы. Тогда Ратай, желая поскорее покончить с неприятной для него ситуацией, приподнялся на стременах и во всю мощь своих лёгких прокричал:

– Послушайте меня, люди!

Шум утих, люди воззрились на него, и сотник, каменея лицом, продолжил:

– Благоволением Божьим вы теперь свободны! Время к вечеру, а путь ваш, чай, не близок! Идите же с Богом по своим домам!

Он тут же поспешил отдать необходимые распоряжения десятским, и, слыша их, крестьяне убедились, что возвращаться им придётся с пустыми руками.

– Как же так?! – развёл руками крепыш. – Касатики! Ну куды нам на пепелища голыми? Ведь все телеги, почитай, от нашего добра ломятся, да и скотина вот эта, она тоже…

– Сказано тебе, домой ступайте! – выкрикнул Ратай, готовый сорвать охватившую его ярость на этом мужике.

«Что я на него, за что?!» – подумал он, беря себя в руки, и уже другим, не свойственным ему тоном, продолжил:

– Не рви ты мне душу, отец! Приказ князя весь обоз себе оставить. Понимаешь? Весь! Не пойдёте сами, в нагайки возьмём…

Сотник оглядел собравшийся люд и снова повысил голос:

– Радуйтесь, правоверные, что свободны! И в добрый путь!

По толпе пронёсся ропот, но вскоре стих. Седеющий крестьянин тяжело вздохнул и, прежде чем уйти, произнёс:

– Оно, конечно… Раз князь, то куды попрёшь! Только всё одно мы вам благодарны! И то, вона сколько ваших сегодня полегло… За всё спасибо вам, родимые!

Мужик поклонился в пояс, и Ратай почувствовал, как глаза его непривычно влажнеют. Сердце забилось, как в бою, к горлу подступил ком, и рука с плёткой опустилась на круп коня. Тот заржал, просев от боли на задние ноги, но через миг уже уносил седока прочь, всё дальше от расходящихся прочь людей.

Как-то незаметно, без всяких событий миновала осень. На смену ей вступила в свои права зима, заботливо укрыв землю-матушку белым одеялом. Давно отпраздновали Коляду, по традиции дедов, нарядив ветви сосен и елей, что росли поблизости. Молодёжь с плясками и песнями ходила по дворам, прославляя древнеславянского бога, столы ломились от яств, и все двенадцать дней народ пребывал в сплошном веселье. Как всегда, Коляда победил Кощного бога, и настал черёд Велесовых Святок. Церковь, несмотря на своё столетнее владычество, так и не смогла изжить эти языческие обычаи и принуждена была смотреть на чуждые ей празднества со снисхождением, уповая на время и проповеди. Отыграли рожками да бубнами праздники, и русичи предались покою. В полях надёжно сковал реки стужень, вокруг, словно волшебные узоры, замерли укутанные снегом деревья, утихли звуки, и лишь завывающий ветер играл свою музыку в печных трубах. Милослав видел, как заскучала его княгиня. Она всё чаще подходила к окну и смотрела вдаль в задумчивости, рассеяно, иногда невпопад отвечая на его вопросы. Как непохожа она теперь на ту, что встречала его из переяславльского похода! Когда он во главе дружины, с богатой добычей вступил в Вырьев, встречающий народ торжествовал. То и дело слышны были восхваления князю, одержавшему столь решительную победу, приветственные возгласы и торжество в синих глазах Миланы – её Милослав возвратился победителем! И не беда, что, по поступившим сведениям, князь Андрей, возвращаясь через земли вырьевского княжества, разорил по пути ряд деревень. На фоне одержанного триумфа эти события стали настолько мелочны, что никто из горожан не обратил на них внимания. Тогда Милослав просто купался в восторженном приёме и счастливых глазах Миланы. Но, как сказал один древний царь, всё проходит. Сейчас княгиня хандрила. Её худенькая, невысокая фигурка всё чаще замирала у окна, проводя у него битый час, а то и больше, в созерцании далей. В это время, теребя светло-русый локон, в мыслях своих Милана была далеко отсюда, от всей этой дворни, боярынь с боярышнями, всей этой челяди и его, Милослава, своего супруга! Она подарила князю наследника, что подрастал, окружённый няньками и мамками, но сама, посвятив сыну первые годы, теперь вспыхивала любовью к нему от случая к случаю, находя себе время и для других интересов. Сначала Милана обратила своё внимание на ведение хозяйства, чем изрядно попортила нервы ключнику. К счастью для последнего, княгиня быстро охладела к сему занятию и нашла себе новое – контроль над дворовыми девками, занятыми трудом на ткацких станках и прочим рукоделием. Но и этот предмет деятельности недолго занимал её внимание. С наступлением холодов, не находя себе больше занятий, она стала всё чаще раздражаться по любому мелкому поводу или подолгу скучать одной, избегая общения с мужем. И вот однажды, в ясный морозный день, князь нашёл чем заинтересовать свою возлюбленную.