Олег Иралин - Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Взгляни, какое сегодня чудесное утро! – сказал он супруге, снова застав её у окна. – Безветренно, и снег неглубокий. Я на охоту собрался, на кабана. Едешь со мной?

В глазах Миланы заплясали искорки, и, прежде чем она произнесла слово, князь понял, каков будет ответ.

Утро действительно выдалось чудесное. Под копытами коней взметался снег, а в безоблачном небе щедро дарило свет солнце. Снег то и дело выдавал охотникам следы тех или иных обитателей чащи, но и они, и взятая с собой малочисленная охрана понимали, что целью сегодняшнего выхода служит не охота, а забава. Последняя всегда брала верх в присутствии женщин, и добрая полусотня всадников, забыв о первоначальных намерениях, то и дела нарушала тишину спящего леса.

– Это не охота! – воскликнул воевода, подскакав к княжеской чете. – Уже четыре кабаньих тропы проскочили, а об облаве никто не заикается!

– Экий ты скорый, Вышата! – упрекнул его боярин Ровда – княжеский советник. – Не одной охотой жив человек!

– Так вышли мы зачем? – не захотел его понять воевода. – Эвон, народа сколько с собаками сгребли!

– Что толку в них, собаках! – отмахнулся Ровда. – Там, в глубине, сугробы по пояс, собакам не перемахнуть!

Князь перехватил благодарный взгляд Миланы, брошенный на советника, и приказал главному псарю:

– Уводи псарей с собаками! Дальше едем без вас!

Они проехали по глубокому снегу ещё, и княгиня хлестнула свою лошадь, поддразнивая князя. Его белоснежный скакун устремился вдогонку, и вскоре они оторвались от остальной массы всадников, которые и не спешили сокращать расстояние между ними. Чем глубже путешественники удалялись в лес, тем трудней становилась дорога. Снега здесь намело столько, что лошадям приходилось высоко вскидывать колена, преодолевая отдельные её участки. Душа Милослава пела, наслаждаясь покоем, но когда путь перегородила лежащая поперёк сосна, князь почуял неладное. Из-за густых деревьев и разросшегося вдоль дороги кустарника послышался шум, лес пришёл в движение, и князь растерянно оглянулся. К ним, погоняя коней, уже спешила четвёрка дружинников с Вышатой во главе. Позади старались не отстать Ровда со слугами, но их кони, утопая в снегу, приближались слишком медленно!

– Назад! – закричал князь, разворачивая коня вспять.

Тот под частыми ударами кнута скакнул в сторону и, разворачиваясь, задел лошадь княгини. Кобылу отбросило, и её копыто зажало скрытой в сугробе корягой. Животное пронзительно заржало и дёрнулось, сбросив с седла некрепко сидевшую наездницу. Увидев Милану лежащей в снегу, Милослав спрыгнул с коня. К ним уже подбегали какие-то люди в грязных и драных зипунах, и наличие в их руках дубин, топоров и оглобель не вызывало сомнений в их намерениях. «Что вы делаете?! Я князь!» – закричал он и с надеждой оглянулся на приблизившихся уже всадников. Но люди с дубьём продолжали выскакивать из-за своих укрытий, и стало очевидно, что нападавших гораздо больше. Вот двое из них перегородили дорогу спешащему на выручку воеводе. В сильных руках описала короткую дугу оглобля, и оглушённый конь его стал медленно заваливаться набок. В глубоком снегу лошади стали вязнуть, и всадники спешились. Ни копий, ни щитов с доспехами не брали, и уповать приходилось лишь на мечи. Меч слабый соперник оглобле или длинной, увесистой дубине, если его не держит рука воина. Но сейчас на пути почуявших добычу мужиков встали бойцы, умеющие убивать. В стороне, у сваленного дерева, склонился над княгиней князь, рядом, с ножами в руках, притихли его немногочисленные слуги, а впереди, горланя, напирало десятка два истошно орущих мужиков. Но, нимало не смущаясь сложившимся раскладом, дружинники вступили в бой.

Милослав, вытянув из ножен меч, наблюдал, как, тесня разбойников обратно в лес, уменьшают их число его воины. Воодушевлённые их успехом, сорвались со своих мест слуги и поспешили, стремясь поспеть к скорой победе. Но вот за спиной послышался скрип снега, и князь увидел, как к нему подбираются трое. И тогда он с силой тряхнул за плечи жену, пытаясь привести её в сознание.

– Милана, очнись! – прокричал он. – Надо бежать!

Князь снова обернулся и увидел, как здоровенный детина замахнулся на него дубиной. Не в силах подняться, он вытянул вперёд руку с судорожно зажатым в ней мечом. Дубина опустилась, и осушенная ударом рука выронила клинок. Ещё замах, и готовое размозжить голову орудие замерло в воздухе… Милослав интуитивно выбросил вперёд левую руку и закрыл глаза. Тянулись томительные секунды, но удара не следовало. Когда же он снова взглянул перед собой, то увидел, как на него обрушивается обезглавленное тело. Князь слабо вскрикнул и отпрянул прочь. Тело плюхнулось рядом, орошая кровью вытоптанный снег. Только теперь Милослав увидел Белояра. Он стоял, сжимая в руке окровавленный меч, и молча рассматривал поверженного им врага. Князь встал на ноги и осмотрелся. Двое других нападавших лежали рядом без признаков жизни. Схватка закончилась. Уцелевшие разбойники скрылись в лесу, оставив в руках дружинников двоих, успевших поднять руки. Ими тут же занялись слуги, и весь измазанный в чужой крови воевода поспешил к князю. Подойдя, он мельком взглянул на обезглавленный труп и довольно пробасил:

– Лихо ты его, князь, хороший удар!

И, уже глядя куда-то за спину Милослава, спросил:

– Ты-то как, княгиня?

Милана уже пришла в себя и твёрдо стояла на ногах. «Когда она успела? И видела ли?!» – с ужасом подумал Милослав, пытливо вглядываясь в лицо жены. Но когда та дружески улыбнулась ему и бросилась на грудь, у князя отлегло от души. Один за другим подходили дружинники, и каждый поздравлял князя с боевым успехом. Слушая их, Милослав поймал себя на мысли, что отрицать своё участие поздно и не в его пользу, и теперь молча стоял, не отвечая. Как бы невзначай он скользнул взглядом по лицу Белояра, и тот, уловив немой вопрос, приблизился.

– С победой тебя, князь! – сказал он уклончиво, но видя, что князь в молчании не сводит с него глаз, добавил: – Действительно, хороший удар!

Но вот слуги подтащили слабо упирающихся пленных, сбили с них шапки и поставили перед Милославом на колени. Вперёд выступил Ровда.

– Схватили двоих! – доложил он. – Один, похоже, за главного у них. Кому допрос чинить?

Всем своим видом он выражал готовность приступить к нему самому, но князь решил заняться допросом лично.

– Кто такие? – спросил он, вглядываясь в измождённые, с потускневшими глазами лица.

– Крестьяне мы, из Сосновки! – просипел один, тот, что постарше, сплёвывая кровь из рассечённой губы.

– Какой Сосновки? Той, что рядом с Быковкой? – удивился Милослав и, получив утвердительный ответ, спросил ещё: – Так вы вырьевские?