Heike Bonin - Ведьма

Он остановился на мгновение.

«Говори! «Это прозвучало со всех сторон.

«Немедленно. Но сначала я хотел бы задать вопрос. Вы убеждены в моем мнении, что освободить ландграфа труднее, чем с ландграфом?»

«Конечно! Несомненно! Это само собой разумеется. Но что это должно значить?»

«Вы услышите это через мгновение. Прошу только не отказываться от моей идеи, если поначалу она кажется вам слишком смелой. Мятеж на улицах Глаустедта – тоже не детская игра и может привести к худшему. Мне кажется, что лучше смело ухватиться за ядро, чем грызть периферию».

«Что ты имеешь в виду? Вы говорите загадками!»

«Мы должны освободить ландграфа от его жалких советников и дать ему наиболее полное представление о том, что происходит в трибунале. При необходимости силой. Ландграф по натуре благороден и добр. Только злоба других оскорбляет его. Однажды разорванная пелена злобы не накроет его снова. Но как? нетерпеливо восклицаете вы. Я как раз собираюсь объяснить вам это как. Просто дай мне закончить!»

«Тишина художнику и живописцу!» – воскликнул доктор Амброзиус, которому очень понравились его уверенные и энергичные манеры.

«Вы знаете, друзья, – снова начал художник, в то время как его бледное лицо покраснело над острыми скулами, – вы знаете, что ландграф Отто каждый год в начале октября охотится в лесу Штауфхайм с очень маленькой свитой. Если не считать военнослужащих, его сопровождают едва ли три или четыре дворянина; но неизбежно среди них два главных злодея, которые держат его в ловушке, секретный секретарь Шенк фон дер Велен и достойный проклятия придворный маршал Бенно фон Трейса. Если нам удастся арестовать весь славный охотничий отряд, включая самого милостивого ландграфа, в темноте леса Штауфхейм …»

«Отлично!» – крикнул рыжеволосый капитан, стуча кулаком по эфесу меча.

Герр Теодор Велкер тоже пошевелил седой бородой и кивнул, как будто этот смелый план имел для него смысл. Гениальный ученый-юрист из Дернбурга, который, очевидно, столь самоотверженно поддерживал Глаустедтеров в их чрезвычайно опасной работе, не был полностью лишен скрытых мотивов. Он тайно работал на своего просвещенного, но политически амбициозного государя, принца Дернбургского, который безгранично доверял ему и знал о том, что говорилось в Глаустедте. Об этом знал только Вольдемар Эймбек. Он сам инициировал и привел к себе мистера Теодора Велкера, с которым был в родстве, в надежде, что принц Максимилиан фон Дернбург позаботится о осажденном Глаустедтере в чрезвычайной ситуации. Государственный деятель Теодор Велкер сразу понял, что у династии Дернбургов здесь есть перспектива, от которой нельзя отказаться. Там, где строитель совета предполагал самую бескорыстную преданность великим идеям закона и человечности, в большой степени играл политический эгоизм, и, пока мир стоит, он повсюду имеет решающее значение. И расчеты Теодора Велкера и его прославленного учителя отнюдь не были расплывчатыми. Довольно часто случалось, что регион восставал против территориального правителя, и император позже соглашался с тем, что повстанцы были правы. Затем земля была взята под имперское управление и возвращена изгнанному территориальному правителю после того, как он поклялся в своей клятве основательно устранить все связанные с этим недовольства. Особенно упрямому принцу была назначена только одна должность на своей территории для обслуживания в течение тридцати лет, пока, наконец, через поколение он не был восстановлен в правительстве императором. В других случаях Императорское Величество выступало за еще более строгую процедуру. Территориальный правитель просто был в ужасе, и его страна объединилась с соседним князем. Что-то подобное могло случиться с Глаустедт-Личом тем легче, потому что в начале Тридцатилетней войны Глаустедт все еще был городом непосредственно под властью Империи, таким же свободным, как Аугсбург, Франкфурт и города Северной Ганзы. Теперь оставалось только доказать, в дополнение к нападениям преследования злоумышленников, ряд других незаконных действий и злоупотреблений со стороны администрации Глаустедт-Лиха, и это не могло быть трудным, поскольку судебный маршал Бенно фон Трейса и секретарь Шенк фон дер Велен практически во всех сферах государственной жизни оказывал свое пагубное влияние.

Другие сообщники также приветствовали план художника. Кунц Нолл теперь разработал детали. Он достаточно хорошо знал расположение леса Штауфхайм. В октябре прошлого года и в предпоследнем октябре он уже встречался с охотничьим отрядом ландграфа, когда он изобразил падение деревьев на Ротфельсен недалеко от руин замка Штауфхаймер. Случайно он бы обменялся парой слов с вожаком небольшой стаи. Каждый год я проходил один и тот же курс. Руины замка Штауфхаймер с их подземным хранилищем были прекрасным убежищем для шести дюжин вооруженных людей. Прямо там, в темном укрытии, ландграф мог поклясться на Библии, что он прогонит двух веселых воров, дружелюбно выслушает почти отчаявшихся граждан и никогда никого не привлечет к ответственности из-за их причастности к этому перевороту. В крайнем случае, если ландграф откажется, останется то, что было запланировано до сих пор: насильственные действия внутри городских стен. И тогда, несомненно, иметь под стражей ландграфа и его главных советников было несомненным преимуществом. Правительство Лича было парализовано с самого начала. Все это, несомненно, было риском, но лучше умереть честного человека со сталью в кулаке, чем постоянная неуверенность, с которой ни один гражданин графства не знал, не проведет ли он следующую ночь за решеткой тростникового домика.

Они расстались незадолго до полуночи. Только ученый-юрист из Дернбурга оставался с Вольдемаром примерно до часа. На несколько дней своего пребывания в Глауштадте он снял квартиру со строителем совета и горел желанием еще раз наедине обсудить беседы потрошителя и художника.

[389] 6.

За исключением председателя, Glaustädter Malefikantengericht был лишь отделением городского суда, который уже имел компетенцию в этой области. Бальтазар Нос, которому ландграф доверил конституцию, сам выбрал заседателей и народных заседателей и, как и во многих других аспектах его профессии, не проявлял повседневной проницательности. Один из заседателей, Вольфганг Хольцхойер, и трое народных заседателей были послушными инструментами в руке своего хозяина и всегда кланялись, не противореча его интеллектуальному превосходству. Кроме того, их страх перед человеком террора, который был наделен столь неограниченными полномочиями и свободно распоряжался всеми безжалостными людьми и городскими солдатами, мог подавить все сомнения, тем более что они таким образом извлекали выгоду из суеты Носа со своей стороны. Другой асессор, доктор Адам Ксиландер, не боялся вступить в разногласие даже с Бальтазаром Носом там, где это потребовалось бы, но он был архетипом ограниченного фанатика, глубоко проникнутого необходимостью ненавистного Богу, душераздирающего колдовство и истребляйте магических существ огнем и мечом любой ценой. «Ведьмин молот», этот пресловутый памятник самым печальным отклонениям разума и сердца, возвышался над любым другим сводом законов с точки зрения убедительной логики. В то время как Бальтазар Нос действовал, по всей вероятности, только из самых общих интересов, г-н Адам Ксиландер держал свои руки в полной чистоте в этом вопросе и отверг все гонорары и акции, которые могли бы быть начислены ему в результате судебного разбирательства в соответствии с обычаями зловредные суды. Его зарплата казалась ему достаточной.