Алоис Йирасек - В поместье герцога. Роман

– Прекрасный выбор для сельской местности.

– Если Ваша милость соизволит, я и далее буду руководить этим. Надеюсь здесь в тиши поместья поставить многое, только лучше обойтись без овец в пасторалях; нет живым овцам не место на сцене.

– Овец? О чём Вы? Даже смешно!

– Так пани из Мариньи устроила.

– О, расскажите!

– Пани из Мариньи стремилась к оригинальности и именно оригинальностью хотела удивить своих гостей. Она собрала у себя в замке почтенное общество. В центре большого зала, украшенного зеркалами от паркета до потолка, разместили сцену с декорациями сельской местности. И вот началась пастораль. За пастушкой бежало стадо украшенных лентами белых овечек. Главный барашек, особо обученный, добрый и кроткий был удивлён. Музыка, множество гостей, притом почётных, это всё было в диковинку, через миг он метнулся то туда, то сюда и тут же соскочил со сцены прямо на зрителей, а за ним и всё стадо. Их задерживали и разгоняли, но это ещё больше перепугало и без того напуганный скот. Носились из стороны в сторону, искали места, собирались в кучу, подбегали к зеркалам, пугая господ и дам и в конце концов, собравшись на лестнице, принялись громко блеять. И зал переполнился разбитыми зеркалами, осколками и ворохом бальных костюмов.

Герцогиня рассмеялась, едва услышав эту историю от Арнольди. Потом просто хохотала.

– Вот так история! С кем, говорите, она произошла?

– С пани из Мариньи.

– Полагаю, в таком случае в сельских сценах лучше совсем обойтись без живых овец.

– А Вы как решили?

– Пока ничего особенного, Ваша милость, но надеюсь устроить великолепные сельские забавы.

– Попробуйте, мне нравятся подобные пьесы.

Арнольди низко поклонился.

– Заходите завтра, поведать как идут дела, – и она протянула ему свою руку.

Этот жест взволновал и удивил Арнольда. И он учтиво склонился к этой белой полной правой руке и поцеловал её. Ему впервые оказывали такую честь.

А герцогиня, отвернувшись, задумалась. Мысленно унеслась в дубраву, и слышала там прекрасный мужской голос, поющий дивную песню, и из чащи на поляну вышел молодой пастушок. Белая сорочка подпоясана красным, полные ноги обтянуты чулками. Из-под украшенной лентами шляпы выбивали густые тёмные локоны, а глаза на нежном личике искрились – и прекрасным пастушком был Арнольди.

Очнувшись, она приняла свой прежний вид.

На улице уже с нетерпением била копытцем прекрасная белая лошадь, помахивая длинной гривой, заплетённой в косички.

Герцогиня уже собиралась выходить, когда управляющий её хозяйством Врана, он уже дважды просил под окном. Та холодно дозволила войти, и управляющий, пожилой, высокий, суховатый пан вошёл.

Он сегодня облачился в лучшее, на груди медали за былые офицерские заслуги, а узкие рукава подчёркивали белоснежные манжеты. Лицо горело преданностью. Едва он произнёс несколько уважительных слов, как герцогиня его остановила:

– Благодарю Вас. Недавно поступили сюда?

– Восемь месяцев назад, Ваша милость.

– Я слышала о каких-то волнениям в этой местности. Год назад прямо сельская революция вспыхнула.

– Так и есть, Ваша Милость. Коварный народ. Тюрьмы никогда не пустовали.

– Следите за всеми строже.

Управляющий, низко поклонился и вышел.

В холле он столкнулся с группой горожан, пришедших с прошением к герцогине.

Их она тоже приняла. И лицо её из гордого стало строгим и холодным.

Бургомистр Земан и трое других горожан застенчиво стояли перед строгой герцогиней. Но когда через миг вышли, направились к воротам, и теперь, выдохнув, остановились. Горожане переглянулись, бургомистр вытер лоб голубым платком. Лицо его всё ещё пылало. Остальные оглянулись.

А герцогиня уже восседала на своей белой кобыле, за ней следом на прекрасных лошадях ехали её дочери-барышни.

Горожане не смогли вымолвить ни слова от беспокойства.

– Как быстро она от нас отделалась, – заметил один из ратманов, – Так не терпелось выехать!

– Смотрите, смотрите, как принцесса Йоганка сидит на коне! Он так ей послушен, девушка прямо создана для гарцевания.

– Ей всё удаётся, кроме правления. Зато Катержина – вылитая мать.

– Вчера Йоганка спасла ребёнка ключницы и дала ей серебряную монету. Королева! – вскрикнул испуганно, – Ах! – и горожанин вздохнул.

– Как ловко коня сдержала в узде, смотрите, как славно, ей бы мальчишкой родиться.

– Герцог бы за это половину своего имения отдал.

Умолкнув, наблюдали он за герцогиней с двумя дочерьми в сопровождении двух слуг, уносящимися вдаль к другому подворью. Когда и его миновали, подъехали к замку, быстро свернули на дорогу, с которой слышалось по-чешски: «Ваша милость!» Дамы заметили плохо одетого человека, и ещё одного крестьянина, волочившегося за панским холопом. Холоп покорно приветствовал, крестьянин поплёлся дальше, но от взглядов высшего общества не скрылся и криком своим их не обеспокоил.

Лицо пани герцогини помрачнело, а её дочери были удивлены. Лишь Йоганка повернула коня, чтобы выслушать бедного крестьянина, но строгий взгляд матери остановил её:

– Народ коварен и склонен к притворству. Не стоит давать волю чувствам, – пояснила герцогиня дочерям по-французски.

И они выехали на длинную аллею. День был ясный. Высокие косматые липы по обеим сторонам дороги начинали цвести. Их пышные арки отливали золотом в солнечных лучах. Рысью обходили они на своих лошадях вправо и влево прелестную сельскую местность с изредка белеющими стволами деревьев. В выси сияла ясная синь, а вокруг них простирался тёплый светлый густой лес.

Строгость исчезла с лица герцогини, и Йоганка вмиг забыла про крестьянского холопа и переживала лишь о том, что нельзя было пустить коня в галоп. Они ехали, исчезая в обольстительном сумраке тенистых деревьев.

На аллее стихло.

А в это время по лестнице замка поднимались горожане, пришедшие в герцогство. Но далеко не дошли и остановились. Снизу их громко окликнул учитель пан Подгайский, догнав их, он еле перевёл дух,

– Солнышко и нас согрело, пане соседи! Слава Богу! – и вытерев лоб голубым платком, открыл табакерку и протянул её прочим, – Доброго здоровья! Хотели тогда Вас принять. Но уже битый час бегаю с этим вопросом. Жаль, наверху опасно и лестница в холл уже не ведёт.

– А куда же, пан учитель?

– И про меня вспомнили из-за музыки. В этом году поставим оперу. Недавно только оркестром дирижировал, и вот опять обо мне вспомнили. В этом году будет много всего нового. Ко мне прислали кого-то, говорят, итальянца, тоже прекрасного певца.