Алоис Йирасек - В поместье герцога. Роман

Старый Аморт кивал, а Свобода задумался, оперившись щекой на ладонь.

– А то всё скитаемся из угла в угол в своём родном доме, отстраняют нас даже за невинные чешские пьесы, потому что чешский не просто…. Вроде как…

– Тсс! – мягко одёрнул шустрого Калоуса серьёзный Аморт, приложив палец к губам, – Хорошо, если нас не слышали. Конечно не страшно, но лучше сохранить идею нашей.

– С Вами бы не согласился наш Камиль, пан учитель, – Он бы рассказал больше с оговоркой на древность и старые правила.

– Ах, наш Камиль! Ещё не явился, а мы уже о нём заговорили. Давно с ним не виделся, – проговорил Аморт, задумчиво, – Наверное, сейчас в поместье?

– Да нет же! До сих пор без места.

– Он в Праге, – заметил Писецкий, – Прошлый раз видел, как он со своими воспитанниками и паном советником шёл по Каменному Мосту на Малу Страну. На той стороне и встретились. Совсем, бедняга усталым выглядел.

– А похвал так и не дождался.

– И никуда не звали, слишком дома засиделся.

– Пльцлу было приятно с ним встретиться, всё же земляки. Да и какой похвалы от старого брюзги дождётся.

Что до отца Зеленема, каплана собора св. Штепана, говорили, что поставил у дверей молодого стройного красавца.

– Ах, Камиль, наш Демулен 5 5 Французский адвокат, журналист и революционер. Инициатор похода на Бастилию 14 июля 1789 года, положившего начало Великой французской революции. Казнен в период террора. ! Наши поздравления! – и Калоус с Писецким устремились навстречу молодому человеку пожать руку.

– К нам гость!

– Добро пожаловать! – и все устремились навстречу Антонину Гласивцу, сердечно пожимая ему руку.

«Камиль Демулен» так патриоты из общества «У чешской короны» прозвали Антонина Гласивца за его взгляды, устремления и способность к риторскому искусству. Тот уселся за стол.

– А мы уж думали, совсем от нас отдалился, предал нашу «чешскую корону, – укорил Калоус.

– Не мог прийти. Но я же наверстаю упущенное. Что новенького?

– Немного. Неуман издал «Сердечное обращение чеха ко всем дорогим патриотам», – я пока сегодня в «экспедиции» узнал про «Оду покорения реки Суворовым» 6 6 По всей видимости, сочинение чешско-язычного автора о швейцарском походе А. В. Суворова. .

– Продаётся у Крамероуса в «Королевской лавке». Сам купил в Жидовском квартале.

– А я там так и не нашёл.

– Как же так? – все с удивлением посмотрели на Гласивца.

– В Праге никто ничего обо мне не знает. Моя работа никакого успеха не принесла, едва хватает, чтобы прокормиться и выжить. Никто особо не берёт. Разве что обучил французскому некоторых мальчиков и девочек. Вот подумываю, не пристроиться ли в какое-нибудь поместье управляющим?

Все по смотрели на него ещё более удивлённо.

– Управляющим в поместье? Погонщиком с хлыстом? – вскрикнул Калоус.

– Ты ещё не знаешь, как горек панский хлеб… В такой хомут попасть можно! – напомнил Писецкий.

– И всё же при здравом рассуждении полагаю, что вполне можно заработать. Да и была ни была! Ох, да вы же все из Пражан, и вообще горожан и знатных торговцев. Бедности не знали. Не были наполнены ваши сердца ожесточением, злобой и обидой, как у меня поначалу. Каждый из нас обещал помогать своей родине по мере своих сил. Вы учите или будете учить, и патриоты думают, что я другой путь избрал. А где чешский народ? Во дворцах? Там одни иностранцы. Там стукачи, отступники и пьяницы. А чешский народ живёт в простых мазанках и хатках. И это настоящие сокровища, только ещё не найденные и не обработанные. Если мы отвернёмся от простого народа, весь наш труд насмарку. Кто в больших тисках от законов империи, как не они, высшие слои так не страдают. И если мы хотим овладеть ремнём этой плети, но плетью против неволи, то надо спокойно браться за дело, и да поможет нам Бог! Всё же недаром работать буду.

– Прекрасно! Отлично! Вот он наш Камиль! Наш Демулен! – громко вскрикнули все, подняв свои кружки за здоровье Гласивца.

Но не слышали они из-за стука передвигаемых стульев и радостных возгласов, как отозвался в соседней избе голос толстой хозяйки, кого-то учтиво принимающей. В святая святых «Чешской короны» вошёл невысокий, плотный человек в чёрной одежде и заговорил проникновенно:

– Что уставились? Кого чаяли увидеть? Обегал всё Старо Место и Малу Страну 7 7 Исторические районы Праги , зря стучал во все двери и расспрашивал, но каждый вяло из-под палки выползал, а потом возвращался продолжать свой пир и веселье!

Обернувшись на голос, все обнаружили нового гостя и громко приветствовали его.

– Что уставились! Что за веселье? Господь Вас благословил! Я с радостной вестью. А ты, Каченька, – обратился он к ключнице, – Принеси мне кружку хорошего пива, что тот пан снова выписал из столицы.

Каченька радостно приняла заказ, но нередко, когда этот славный пан, патер Зелены, добрый да смиренный, ради увеселения общества позволял себе вольности, что же, видно доброе говорил, только та не понимала о чём, потому что гость говорил по-чешски. А девица совсем не разбиралась в старочешских книгах и преданиях, и не отличила бы Даниэля от Велеслава, но старалась относиться с уважением и почтением к этому патриоту – каплану собора св. Штепана.

– Ну же, досточтимый пан, что за новость?

– Новость? Собственно, в чём не знаю, знаю, что радостная! – таинственно улыбнулся тот.

– Ну так что же? – недоумевали все.

– А что уставились! Вот новокрещённый, – кивнул он в сторону Гласивца, – Он вам и расскажет, что завтра в полдвенадцатого по Пражским курантам у Каролина ждите меня на лекции профессора по чешской литературе Мартина Колижишка Пельцла, а так ничего особенного, да и радостного тоже.

– А высокочтимый пан ничего не упустил?

– Мои уста сомкнуты обещанием. Скоро сами всё узнаете. Ну наконец-то наша сладкая Каченька принесла нам горького!

В Находе сильно удивились.

В один и тот же миг прибежали запылённой дорогой двое посыльных в красных куртках, а за ними в тихий городок двигалась карета, запряжённая прекрасной шестёркой лошадей. За этой втрое запряжённой каретой ехало много других, пассажирских и грузовых, и все они битком забитые направлялись к замку.

Радушные хозяева, сразу видно.

Горожане не жаловались, даже радовались той бьющей ключом жизни всего герцогского имения до самого замка хозяина, что правил этим городом, у которого всем жилось радостно и в достатке. Так годами и проживали тут хозяева, даже не выезжали ни на воды, ни в гости к другим дворянам. Напрочь отсутствовала у Петра, герцога Куронского и Заганьского привычка скупиться на деньги. Приехав в 1795 году из России, Куронский получил пятьдесят тысяч дукатов, ежегодно принимая доход в восемьдесят тысяч рублей, а приданое жены составляло четыреста тысяч. Надо заметить, что его поместье было самым знатным в округе, и он полностью содержал всех придворных и кавалерию.