Нина Молева - Боярские дворы

«Извольте прислать мне Адольского немедленно… у нас налицо старые… уже не годятся. А потребны оные (портреты. — Н. М.) будет…» Это обрывки записки с приказом Петра, записанным его секретарем в 1720 году.

И 1725 год. «Доношение»: «В Канцелярию от строений доносит живописец Иван Одольский, а о чем тому следуют пункты: 1. Ее императорского величества именным указом повелено мне, нижайшему, написать четыре персоны, а именно: князь папы Строева, господина Нелединского, господина Ржевского, малого Бахуса, который живет в доме ее императорского величества. 2. А на письмо помянутых персон к живописному делу надлежит потребности, которые объявлены ниже сего…» Дальше подробный список материалов.

Два архивных документа, очень давних, на первый взгляд никак не связанных друг с другом, но между ними поместилась история шутовских портретов. Впрочем, никакой особенной истории не было.

Едва ли не в каждом очерке об искусстве тех лет упоминается о том, что любивший развлекаться Петр заказал целую серию портретов своих шутов. Большую часть заказов выполнил Иван Одольский. Имена других художников неизвестны.

Редко приходит в голову оспаривать традиционные утверждения, или ставить их под сомнение. С ними каждый историк искусства знаком чуть ли не со студенческой скамьи. Они стали своего рода таблицей умножения. Кто станет складывать на палочках, сколько будет восемью восемь? Память услужливо и безотказно подскажет ответ, прежде чем успеешь подумать о самой возможности подобного опыта. А что, если все же попробовать чуть-чуть высвободиться из-под ига профессиональных представлений…

На первый взгляд никакой надежды обнаружить здесь «Нептуна» не было. Но, раз обратившись к какому-нибудь произведению, всегда лучше по мере возможности закончить связанные с ним розыски. Разве угадаешь, на каком повороте архивных путей может открыться необходимая тебе подробность? В конце концов, в известных документах не фигурировало имя Якова Тургенева. Историки только строили предположения, что он подразумевался под именем Бахуса.

Итак, прежде всего первая петровская записка. Почему она касалась портретов шутов и кого из них в частности? Текст как таковой не давал оснований ни для каких безапелляционных утверждений. Его интерпретация была чисто предположительной.

С другой стороны — «Доношение» Одольского. Оно свидетельствовало о полученном заказе. Но заказ исходил не от Петра, а от Екатерины I — «ее императорского величества». Значило ли это, что Екатерина хотела завершить серию, начатую Петром, или руководствовалась совсем иной идеей?

Вопросов появлялось все больше и больше, а ответить на них было очень сложно, подчас и вовсе невозможно, поскольку по этому периоду русской истории обращения к одним опубликованным трудам и документам совершенно недостаточно. Всякий раз нужны архивы, и дело не только в том, что они объемны, заключают многие и многие тысячи листов, — слишком трудно сориентироваться, в каком направлении в каждом отдельном случае следует вести поиск. Иные были учреждения, иные их взаимоотношения и взаимоподчинение. И для того чтобы правильнее и как можно скорее подойти к ответу на вопросы, приходится прежде всего обращаться к изображенному лицу.

Вообще в первой четверти XVIII века имя Якова Тургенева не удалось встретить ни в каких документах. Молчание о нем настолько упорно, что есть все основания считать: в это время его уже не было в живых. Зато вся юность Петра самым тесным образом связана именно с Тургеневым. Был он дьяком приказа, ведавшего потешными, сотрудничал в нем с дедом А. В. Суворова — Иваном Григорьевичем Суворовым, отличился в «Кожуховском деле». Был он с Петром под Азовом. Сразу же после этого похода состоялась его свадьба «на дьячей жене — в шатрах, на поле, промеж сел Преображенского и Семеновского», веселое шутовское празднество, близкое к действиям Всешутейшего собора.

Пожалуй, этот один-единственный эпизод и позволял дать Тургеневу имя шута, хотя и безо всякого на то действительного основания. Заблуждался в этом отношении и прямой потомок Якова, наш замечательный писатель Иван Сергеевич Тургенев, который считал, что его прадед по-своему помогал просвещению России, обрезая боярам бороды. И если внимательно всмотреться в костюм дьяка на портрете, становится очевидным, что в руках у него не некий шутовской атрибут, а вид служившего символом военной власти жезла, который использовался в потешных войсках. Так не явилось ли поводом написания преображенского портрета успешное участие Якова Тургенева в «Кожуховском деле», чтобы остался он изображенным с теми знаками власти, которые были ему даны?

Но существовали и иные соображения, делавшие дату написания тургеневского портрета совершенно неправдоподобной. Родившийся около 1650 года, Тургенев должен был иметь в 1725 году, когда Одольский получил заказ, не менее семидесяти пяти лет. Тогда этот возраст считался более чем преклонным. На портрете же представлен мужчина не старый, с едва тронутой проседью бородой. Иными словами, этот холст не имел отношения к Одольскому (тем более что и подпись отсутствовала!) и был написан по крайней мере тридцатью годами раньше утвердившейся за ним даты.

Но вот именно здесь, в карусели дат, документов, отрицаний и утверждений, и начала проясняться загадка «Нептуна». Чтобы исключить самую связь заказа Екатерины I и портрета Якова Тургенева, приходится проштудировать все списки участников Всешутейшего собора. Они сохранились в обрывках: где документ, где воспоминания современника, где случайное упоминание, но нигде Яков Тургенев не выступал в роли Бахуса.

В годы, непосредственно предшествовавшие царицыному заказу, в разных маскарадах и придворных развлечениях упоминается «Бахус — певчий Конон Карпов». Был Карпов личностью достаточно приметной: не раз вспоминают о нем современники. Один из них и вовсе отзывается о Карпове как о редком пропойце. В рассказах о всяческих шествиях имя певчего чаще всего стоит рядом с именем «архимандрита в странном уборе от гвардии вендриха (прапорщика. — Н. М.) Афанасия Татищева». И это лишнее доказательство, что в заказе Екатерины I речь шла именно о певчем. В нескольких разъяснениях к заказу подчеркивается, какого именно Бахуса имела в виду царица — того, что «живет в доме ее императорского величества у господина Татищева».

И не потому ли, что в отличие от других участников «собора» был Карпов простым певчим, Екатерина не помнила его имени и ограничилась указанием роли, которую он обычно исполнял.

Зато тут же рядом постоянно упоминаются и Тургенев, и «Нептун». Только все дело в том, что долгое время в роли бога морей, причем с неизменным успехом, выступал другой Тургенев — Семен, сын Якова, тоже упоминаемый среди изображенных на преображенских портретах. Значит, именно его имя и опустил переписчик, ограничиваясь простым названием — «Нептун». А наш великий писатель вправе был назвать и другого своего предка рядом с Петром Великим.