Нина Молева - Боярские дворы

В трудные для Московского государства годы начала XVII века Куракины выступали противниками Татевых. Брат Федора Куракина, Иван, участвовал в заговоре Василия Шуйского против Самозванца в 1606 году, но после восшествия на престол боярского царя, как называли Шуйского, находился в числе бояр, требовавших ограничения самодержавной власти. В 1608 году разбил И. С. Куракин на берегу Москвы-реки отряды Лисовского, а в 1614 году охранял Москву от крымцев.

Другой брат, Василий, был женат на дочери Дмитрия Пожарского, Оксинье. В 1623 году составляет он свое духовное завещание, которое свидетельствуют Д. М. Пожарский и князь Ф. С. Куракин. По этой духовной все состояние Василия переходило княгине Оксинье и сыну Ивану, крепостные же люди, данные полководцем в приданое за дочерью, должны были вернуться к нему. Предусмотрительность В. С. Куракина в отношении завещания оправдалась — в следующем году его не стало.

Сам Федор Куракин играет при новом царском дворе достаточно заметную роль. Сразу после избрания на царство Михаила Романова выступает он на приеме кизибашского посла в рындах, в 1615 году в качестве стольника и воеводы его посылают против поляков, и в декабре того же года он наносит поражение отрядам Лисовского у Переяславля. В 1617 году он присутствует рындой при приеме мунгальского посла. А десятью годами позже Ф. С. Куракин «ходил воеводой на Крымские границы», в 1643 году был воеводой в Туле, в 1646-м вместе со званием боярина подучил назначение первым воеводой в Астрахани.

В Тетеревниках проходит детство сына Федора Семеновича, Ф. Ф. Куракина, назначенного впоследствии воспитателем будущего царя Федора Алексеевича. Отличался Ф. Ф. Куракин прозападническими взглядами, стремился к усилению культурных связей с Европой, был высокообразованным человеком, но и превосходным воином. В начале 1659 года он отбил от Лохвиц отряды Ивана Выговского, ставшего гетманом Малороссии после Богдана Хмельницкого и придерживавшегося пропольских тенденций в своей политике. В 1662 году, во время похода царя Алексея Михайловича под Смоленск, Ф. Ф. Куракину было поручено управлять Москвой. Он во многом способствовал подавлению Медного бунта, вызванного экономической политикой правительства, участвовал в военных действиях против Польши.

Однако не ему, единственному сыну, отец счел возможным передать все еще не приобретшие должной ценности перовские земли. Пусть удалось восстановить былой пахотный клин и покосы, Перово все еще оставалось пустошью, а Тетеревники, хоть и названные в документах деревней, имели всего четыре крестьянских и бобыльских двора с шестью душами крестьян. Весь этот надел пошел в приданое одной из дочерей Куракина-старшего, выданной замуж за боярина князя И. А. Воротынского.

Родство с Воротынскими в те годы значило немало. Иван Михайлович Воротынский — один из деятельнейших участников событий Смутного времени. После неудачного выступления против Болотникова он принимает участие в низложении Василия Шуйского и находится в числе тех, кто объявлял царю Василию этот приговор. Сторонник и единомышленник патриарха Гермогена, настаивавшего на отказе от каких бы то ни было иностранных кандидатур на русский трон, И. А. Воротынский сам был в числе кандидатов на освободившийся престол. Когда же выбор пал на Романовых или, точнее, победила партия последних, он возглавил отправленное к Михаилу Романову посольство с просьбой, чтобы поторопился с приездом в Москву. В «Новом летописце» сохранилось упоминание об одном, впрочем, не слишком удачном ратном деле Воротынского под Алексином: «Боярин же князь Иван Михайлович Воротынской из Олексина поиде под Тулу. На Туле же в те поры воров было много. Воевода же у тех воров князь Андрей Телятевской и выде со всеми людьми, князя Ивана Михайловича разгоня, и едва ушел в Олексин».

Положение Воротынских было тем более укреплено после женитьбы сына Ивана Михайловича — Алексея — на родной сестре царицы Евдокии Лукьяновны Стрешневой. Их единственный сын Иван приходился двоюродным братом царю Алексею Михайловичу, который не только считался с ним родством, но и очень его ценил. И. А. Воротынский сопровождал Алексея Михайловича во всех походах, в 1664 году был пожалован в бояре и получил один из самых высоких чинов — дворецкого. Но особенно отличало И. А. Воротынского пристрастие к музыке.

…Посольство отправлялось в путь, многолюдное и торжественное. В который раз московский государь посылал послов в Персию с заманчивыми предложениями и богатейшими подарками. Предложения выслушивались, подарки с благодарностью принимались — шах и сам не оставался в долгу, — но договора, к которому стремились москвичи, по-прежнему не было. Теперь окольничий Ф. Я. Милославский вез Аббасу II среди других подношений «для соблазну» совсем необыкновенную вещь — орган. И не какой-нибудь маленький портатив, как называют его историки музыки, а настоящий, большой, с редкой тщательностью и искусством отделанный инструмент. Описание имущества посольства позволяет по крайней мере судить о его виде: «… Органы большие в дереве черном немецком с резью, о трех голосах, четвертый голос заводной, самоигральной; а в них 18 ящиков, а на ящиках и на органах 38 травок позолоченых. У 2 затворов 4 петли позолочены. — 2 замки медные позолоченые. Напереди органов больших и середних и меньших 27 труб оловяных; около труб 2 решетки резные вызолочены; под органами 2 девки стоячие деревянные резные вызолочены… Поверху органов часы боевые (с боем. — Н. М.), с лица доска (циферблат. — Н. М.) золочена, указ (стрелка. — Н. М.) посеребрен. Поверху часов яблоко медное, половина позолочена…»

Идея подарка принадлежала самому Алексею Михайловичу. Но главное осложнение заключалось не в условиях отправки, хотя везти инструмент можно было только в разобранном виде на особой барже — путь посольства на Исфагань лежал по Москве-реке, Оке, Волге и Каспию. Все упиралось в мастера, который не мог его не сопровождать, чтобы на месте собрать и «действие показать». По случаю особенной ответственности дела приходилось поступиться лучшим из мастеров, к тому же хорошим музыкантом, Семеном Гутовским. Алексей Михайлович беспокоился, не будет ли из-за его отъезда задержки в «строении» других инструментов — как-никак путь в одну только сторону занимал без малого год.

Документы не оставляли ни малейших сомнений: орган был «построен» именно в Москве, в мастерской, которая располагалась в Кремле, имела много мастеров и была завалена заказами. «Строились» здесь и органы, и клавесины для царского обихода — каждому из царских детей клавесины, например, делались по возрасту: от самых маленьких, полуигрушечных, до обычных инструментов.