Константин Мальцев - Крестовская. Роман

– Ревность? «Чувство адское: оно вскипит в крови и, вызвав демонов, вселит их в рай любви».

– Это, кажется, из Бенедиктова?

– Совершенно верно.

– Хорошие строки. И вот это самое чувство адское овладело Варварой Дмитриевной, безо всякой почвы с моей стороны овладело, стоит сказать, если, конечно, вынести за скобки те вечера, что пропадал я в прежнее время в притонах, или ту ночь, что провел в полицейской части. Но ведь это в прошлом! Однако же и по сей день я вынужден терпеть демонов ревности, которые – о, конечно, против ее воли и желания! – в ней поселились. К тому же тут еще накладывается, пожалуй, и то, что Варвара Дмитриевна оставила театральные подмостки, а все ее существо актрисы требует сцен. Хотя бы сцен ревности. Признаться, я и в Варшаву в свое время согласился ненадолго отправиться, чтобы хотя бы немного отдохнуть от этих сцен. Так что, – развел руками Крестовский, – образец семьи вы увидели в нас безосновательно.

Маркузе было больно слушать такие жестокие слова о Варваре Дмитриевне. Крестовский обвинил во всех неладах ее одну, а сам выставил себя жертвой ее вздорности. Да еще и перед чужим человеком, коим он, Маркузе, по существу вещей для них является! Какая низость! А у самого наверняка же рыльце в пушку, дыма без огня не бывает! Видел, видел однажды Маркузе, как тяжело посмотрела на Крестовского рыжая соседка, толстая, но вполне миловидная. Так смотрят только обманутые женщины. Ну, понятно, видать, вошел к ней в доверие, клялся в вечной любви и обещал жениться, впоследствии же выяснилось, что он уже женат. Низость, низость, подлость и низость!

Впрочем, эта низость подарила Маркузе и надежду: возможно, Варвара Дмитриевна разглядит, что Крестовский ее недостоин, Маркузе же не преминет ей открыть на это глаза, а потом – потом объявит ей о своей любви.

В голове у молодого человека уже начали роиться смелые планы, а если не планы, то хотя бы мечты.

Крестовский же снова улыбнулся, но теперь уже не грустно, а счастливо.

– Однако я чаю, что скоро все поменяется в лучшую сторону. С вами первым, как с близким моим другом, хочу поделиться радостной новостью.

Маркузе насторожился.

– И какой же?

– В семье Крестовских ожидается пополнение: Варвара Дмитриевна в положении.

У Маркузе после этого известия все внутри оборвалось, он как будто в пропасть полетел. Солнце заплясало перед глазами. «Вот что есть чувство адское: услышать, что возлюбленная ждет ребенка от другого», – подумал он. Порадоваться бы ему за Варвару Дмитриевну, ведь она наверняка сейчас счастлива, но он не мог, слишком больно было. С усилием пришел в себя Маркузе и с усилием выдавил:

– Поздравляю, Всеволод Владимирович!

– Спасибо, мой друг, спасибо! Надеюсь, родится мальчик – наследник! А еще надеюсь – да что там, просто уверен! – беременность благоприятно отразится на Варваре Дмитриевне, сделает ее мягче, придаст ей смиренности и благодушия. В общем, прекрасная весть во всех отношениях.

Маркузе согласно кивнул.

– Бесспорно.

Несчастный влюбленный, он не знал, что Крестовский выдает желаемое за действительное. Впрочем, Крестовский и сам того пока не знал.

Все дело заключалось всего-навсего в том, что Всеволод Владимирович был введен в заблуждение. Варвара Дмитриевна внушила себе, что он хочет бросить ее ради рыжей толстой соседки, и решила таким вот способом – ложной вестью о будущем ребенке – удержать его. Извечная женская хитрость, наивная и вместе с тем святотатственная!

Но она сама испугалась этой своей хитрости. Через некоторое время со слезами и даже упав перед мужем на колени призналась она, измученная угрызениями совести, в обмане. Крестовский не поверил в чистосердечность ее раскаяния – он всегда помнил об ее театральном прошлом и самые искренние ее слова и поступки зачастую принимал за блестящую актерскую игру. А этот некрасивый случай стал для него последней каплей. Выслушав жену, он оттолкнул ее, коленопреклоненную, и сказал:

– Довольно, матушка! Устал я от тебя! Не жить нам больше вместе!

И вышел прочь.

Ах, если бы все это видел и слышал Маркузе! Какой музыкой явилось бы для него заявление Крестовского, какой надеждой на то, что Варвара Дмитриевна окажется свободна, озарилось бы его существование! Но он не мог этого видеть и слышать. Во-первых, сия семейная сцена произошла, как и подобает, за закрытой дверью, а во-вторых, поскольку работа над «Петербургскими трущобами» к той поре была завершена и в его стенографических услугах более не нуждались, Маркузе уже распрощался с Крестовскими с тем, чтобы больше не встречаться ни с Варварой Дмитриевной, ни с Всеволодом Владимировичем. Они, конечно, просили Маркузе не забывать их, и он заверял их обоих, что непременно будет навещать, но при этом твердо знал, что не будет. Не стоит напрасно терзать душу, решил он.

Первое время Маня, дочка Крестовских, тосковала по Маркузе, спрашивала, когда же он, «дядя Ваня», придет, чтобы нарисовать ей смешных зверей, но потом смирилась с его отсутствием. По-прежнему развлекалась она беготней по квартире и играми с воображаемым домовым. А еще она начала учить буквы: аз, буки, веди. К холоду, сквозившему между родителями, – после лжи Варвары Дмитриевны этот холод пришел на смену бурным ссорам, – девочка вскорости тоже привыкла. Благо свою угрозу насчет развода Всеволод Владимирович, жалея жену, не спешил исполнять.

К тому же судьба подарила семье Крестовских еще один шанс на сохранение семьи. Через несколько месяцев, уже в новом, 1867 году, Варвара Дмитриевна снова затяжелела. На этот раз по-настоящему. Всеволод Владимирович поначалу, наученный горьким опытом, не верил ей, но когда фигура ее показательно округлилась, отрицать очевидное было уже невозможно, а о расставании думать – и подавно. Крестовские были наконец-то счастливы.

Особенно Маня. Удивительная новость о том, что у нее будет братик (Всеволод Владимирович пестовал мысль о наследнике и внушал ее всем окружающим), овладела всем ее существом. Поминутно подбегала она к маме и прислоняла ухо к ее животику, где, как ей сказали, находился братик.

– Молчит! – говорила она, ничего не услышав.

Мама, которая в это время обо всех своих болячках забыла и жила в предвкушении большого события, безмятежно улыбалась.

– Конечно, молчит. Он же еще не родился.

– А скоро родится?

– Уже скоро.

В конце лета это случилось. На свет, впрочем, появилась дочь, а не сын – сестричка, а не братик. Но это никого не опечалило: девочка так девочка, кого Бог послал, за того и благодарение. Крестовские стали еще счастливее.

Новорожденную окрестили Екатериной, Катенькой. Маня в ней души не чаяла. Часами сидела она подле ее кроватки и смотрела, как она спит. А уж когда она открывала глазки, вот то-то радости было.