Константин Мальцев - Крестовская. Роман

Но все разрешилось без Мани.

Однажды поздней весной они с отцом шли на очередную прогулку: он любил такие вылазки с дочерью, потому что отдыхал в такие моменты от постоянных мыслей о своем романе. Навстречу им по улице к дому шла генеральша в сопровождении своей приживалки, или компаньонки – невзрачной сухонькой старушки: они тоже выбрались по случаю замечательной, почти летней погоды пройтись пешком по окрестностям и теперь возвращались обратно. Генеральша была одета, как обычно, хотя и в легкое, но яркое, шумящее и широкое платье, а компаньонка для контраста, чтобы подчеркивалась красота генеральши, – в простенькое серое платьице, цвета испуганной мыши.

Крестовский было заулыбался, завидев дам, Маня тоже, но генеральша нахмурилась в ответ, а что до выражения лица компаньонки, то на него никто не посмотрел, да и вообще в продолжение всего последовавшего разговора она как будто пропала из внимания: таков уж удел приживалок – быть в случае чего чем-то вроде предмета мебели и не больше.

А разговор состоялся острый.

– Я была о вас лучшего мнения, господин Крестовский, – без обиняков начала генеральша.

Крестовский опешил.

– Простите, но я вас не понимаю.

– Не понимаете? Я-то думала, что вы так мило со мной беседуете из своего благорасположения ко мне. А вы!

– Да что я-то?

– А вы разговаривали со мной только для того, чтобы прописать меня в романе. Мне попалась книжка журнала, где он пропечатывается, и там очень похожая на меня дама фигурирует. Да ладно бы как положительную даму прописали, так нет же! Выставили меня злодейкой! И уродиной! – Последнее слово генеральша произнесла уже со слезами на глазах.

– Да помилуйте, о чем речь, я не понимаю, – продолжал недоумевать Крестовский, хотя уже догадался, в чем дело.

– Да полноте вам! Не понимаете вы! Фон Шпильце – это вы с меня писали, ведь так?

– Да нет же! – протестовал Крестовский. – Как же с вас, когда, как вы сами говорите, она злодейка, а вы – милейшее и добрейшее создание! Вон и Маня в вас души не чает, – показал он на дочку.

Та закивала в подтверждение истинности слов отца.

Но на генеральшу это не произвело впечатления.

– Она не чает, а вы… – она досадливо махнула рукой. – А вы что сотворили? Какие-то махинации эта ваша Шпильце в романе производит. Подкидыша определяет на воспитание в плохие руки, вынюхивает по поручению обманутого мужа, кто увлекался его женой. И все это корыстно, все за деньги. Да разве я такая? Если я и помогу кому по чьей-либо просьбе да по доброте своей душевной, то разве ж деньги для меня в таком случае главное? А если иной раз отблагодарят, так что ж, отказывать, что ли? Зачем людей обижать? И еще, – продолжала генеральша, – эта Шпильце с таким страшным акцентом говорит в вашей книжонке, так слова коверкает! А я – я почти чисто по-русски изъясняюсь, зачем же вы на меня и в этой мелочи напраслину возвели? А самое печальное и что особенно не делает вам чести, так это то, какой вы внешностью наградили эту Шпильце. Мне вон какие приятности говорили насчет моей наружности, а ее… Зачем вы ее сделали толстой – разве я толстая? И еще глаза жирные… Как вы вообще себе это представляете?

Крестовский выслушивал все эти упреки сначала смущенно и потупившись, потом на лице его заиграла улыбка. Ему было смешно, и он сдерживался, чтобы не расхохотаться. Когда генеральша замолчала, чтобы достать платок и утереть им слезы, он сказал со всей учтивостью, на какую был способен:

– Смею вас заверить, что вы заблуждаетесь. Если баронесса фон Шпильце чем-то и похожа на вас, то это чистой воды совпадение. Когда я писал, я вас ни в коем случае не имел в виду. Да вы и сами назвали столько различий между вами и этой злосчастной Шпильце. И бескорыстны вы совершенно, в отличие от нее, и говорите на правильном русском языке, и красавица, тоже в отличие от нее. Простите за откровенность, но фигура ваша стройна как у Афродиты, а глаза ваши, ах, ваши глаза, в них утонуть можно!

Увы, эти заверения тоже не возымели эффекта. Генеральша была все так же раздражена и непреклонна. Выложив еще ряд недовольных замечаний, она с гордо поднятой головой прошествовала мимо Крестовского и Мани. Следом за ней поспешила компаньонка. Встретившись взглядом с Маней, старушка пожала плечами, как бы извиняясь за генеральшу, и подмигнула.

Когда дамы скрылись в доме, Крестовский рассмеялся.

– Вот как бывает! Маня, если будешь вдруг писательницей, никогда не дружи с прообразами своих героев, а то попадешь в такой же переплет! Ладно уж, пойдем гулять.

Естественно, с тех пор ни о каких леденцах не могло быть и разговора. Генеральша теперь только едва заметно кивала головой в ответ на приветствия Крестовского и молча, с презрительной усмешкой на «крупных русских губах», проходила стороной.

Если уж такой мало читающей и, сказать совсем откровенно, темной по отношению к литературе особе, как соседка-генеральша, попало в руки начало «Петербургских трущоб», то уж о публике образованной или просто любящей занимательное чтение, и говорить нечего. Роман господина Крестовского снискал большую популярность, едва только начал выходить в «Отечественных записках» – буквально с первых своих строк.

Впервые в русской словесности так обстоятельно, так правдиво и ярко, с такой развернутостью и талантом изображения описывалась жизнь городских «трущоб» и их обитателей – всевозможных воров, нищих, пьяниц, продажных женщин. Читателям крайне любопытны были подробности их быта, их темных дел и преступлений, так что не зря Крестовский, собирая материал, посещал всевозможные притоны, трактиры, заводил знакомства среди полицейских чинов и в преступных кругах. Не зря! Все сделанные им вследствие этого записи очень пригодились при написании романа, помогли увлечь публику. Да еще и захватывающий авантюрный сюжет разжигал интерес, заставлял в нетерпении ожидать продолжения.

Требовали продолжения не только подписчики журнала, но и, собственно, издатель, с которым Крестовский заключил договор. Сложность состояла в том, что пока роман не был еще написан до конца, а сроки не терпели. Журнал – издание, как известно, периодическое, и выход очередного номера никак не отложишь из-за того, что автор, видите ли, не соизволил еще подготовить новые главы произведения. А заменить чем-то другим – читатели тоже возмутятся. В общем, как хочешь крутись, а договор будь добр исполнить и представь продолжение романа к оговоренной дате.

Однако же Крестовский не успевал. Вроде бы все многочисленные записные книжки, все черновики и наброски имелись перед глазами, умозрительно составлен был и основной план, по которому должны развиваться события. Но просто физически невозможным казалось выдать ту бесконечную череду страниц романа, что была заявлена в контракте, на который согласился Крестовский. Необходимость торопиться и выдерживать установленные сроки довлела над ним до такой степени, что мысли путались и рука, державшая перо, опускалась в бессилии. Когда он пожаловался на это печальное обстоятельство одному из друзей-литераторов, ему присоветовали нанять стенографа, чтобы не собственноручно писать, а заниматься диктовкой. Вот тогда-то и появился в доме Крестовских некий Маркузе.