Сергей Смирнов - 1+4. Одна правдивая история и четыре байки

С того времени прошло много лет. Я сам закончил военную академию, где изучал тактику и стратегию ведения различных видов боевых действий. И с высоты своего опыта и знаний я часто задумываюсь, что это было: разведка боем, наступление, отвлекающий маневр или что-то, что не найти в учебниках военных наук.

Командующий 3-й армией Александр Васильевич Горбатов, прямой начальник погибших солдат, в своих мемуарах «Годы и войны» пишет, что он был всегда против ведения подобного боя. Если предположить, что это была атака «штрафников» просто для смывания кровью позора военных или других преступлений, то тогда все точно было смыто. Смыты были и сами жизни тех бойцов. Но что-то не вяжется в этом предположении «о штрафниках». Все погибшие солдаты были одеты, как говорят, с иголочки – во все новенькое, что полностью противоречит концепции «штрафных подразделений».

Кроме того, среди погибших солдат был Васьков – житель поселка Борки, находившегося в пяти-шестикилометрах от нашей деревни. Он, минуя военкомат, просто записался в действующее подразделение, освободившее его село. Парень просто хотел отомстить фашистам за все годы оккупации и унижения, выпавшие на его долю.

Когда пришла похоронка, родственники Васкова приехали и забрали его тело из братской могилы. Они увезли его, чтобы похоронить в родной деревне.

С 1943 года, года освобождения Гуты, минуло более семидесяти лет, и что же сейчас мы имеем?..

В деревне Гута насчитывается около ста домов, где в настоящее время проживают два-три человека, и те находятся там только летом. Освобождая Гуту, погибло более сорока человек. На сегодняшний день братскую могилу перенесли в Хатовню. Деревня Гута отправила на фронт более семидесяти человек, многим из которых были присвоены офицерские звания. На войне из семидесяти погибло тридцать шесть человек, в том числе четыре офицера. Один офицер умер после возвращения домой от последствий тяжелого ранения.

Три офицера дослужились до звания майор, а один – Жгиров Филипп Ерофеевич – ушел на пенсию в звании генерал-майора. Будучи командиром полка, за успешный захват плацдарма на западном берегу Днепра он был удостоен звания Героя Советского Союза. Во время войны в нашей деревне погибло девять гражданских – детей и стариков. Многие погибли, воюя с врагом в составе партизанских подразделений. Я сам, несмотря на свой малый возраст, был связным 261-го партизанского отряда имени Чапаева, но мне повезло, я выжил и потом еще повоевал, но уже на «фронтах холодной войны».

Сейчас, подводя итог различным событиям своей жизни, я пытаюсь понять, кому и зачем все это было нужно? Какой смысл был в гибели стольких человек на Лысой горе у деревни Гута? А сейчас не осталось и самой деревни. Я ездил туда совсем недавно, там стоят пустые, развалившиеся от времени дома. Люди больше не живут в том месте, за которое было пролито столько крови. Все зарастает, скоро, наверное, на этом месте будет просто лес.

За что воевали, зачем гибли?!

– Тут экскаватор нужен, без техники не обойтись.

– Какой такой экскаватор? Ты откуда такое слово вообще выкопал, лейтенант? Два солдата из стройбата заменяют экскаватор. Я думаю, эту аксиому тебе доказывать не надо, товарищ военный инженер. Сколько в стройбате служишь?

– Скоро год как будет, товарищ капитан. Это, конечно, не считая училища.

– Ну, вот видишь, год служишь, а все девственницей прикидываешься. Вперед к бойцам – и с лопатами на амбразуру.

– Разрешите выполнять, товарищ капитан?

– Не разрешаю, а приказываю. Убежал, солнышко мое военно-инженерное.

Капитан направился в теплушку, дав понять лейтенанту, что разговор окончен. Над теплушкой, продуваемой всеми таежными ветрами, развевался выцветший, намоченный всеми таежными дождями транспарант «Наш ударный труд и боевые успехи – тебе, Родина».

– Хайбендинов! – крикнул капитан.

Из форточки теплушки показалось азиатское круглое лицо с розовыми щеками и заспанными, заплывшими, полузакрытыми, как у только что проснувшегося порося, глазами.

– Че? – гневно буркнуло лицо из форточки. Но уже через секунду, продрав глаза, лицо заголосило: – Ой, я не я, товарища капитана, не моя говорить, шайтан мой ум забрал, моя не хотель, товарища капитана, че говорить.

Но капитан уже не слышал речей из форточки, он спокойно вытер сапоги о коврик у входной двери в теплушку и зашел в упомянутое помещение. Двое солдат с носилками, наполненными щебенкой, проходившие мимо, остановились в ожидании продолжения действия. Но ожидаемого представления не последовало, из теплушки не донеслось ни звука. Через несколько минут Хайбендинов с опущенной головой вышел на улицу, неся в руке сапоги капитана.

– Ой, молодец, Ильяс, настоящий мужчина, правильно сделал, что начальник убиль. И сапоги правильно взяль. Сапоги хороший, надо сапоги одевать и тайга бежать, пока начальник совсем мертвый лежать. Ты беги, мы про тебя никому не скажем, – сказал один из молодых узкоглазых и круглолицых солдат с носилками, который совсем недавно попал в эту забытую всеми часть из далекого аула.

Хайбендинов молча подошел к бежавшему неподалеку ручью, достал свой белоснежный носовой платок и стал отмывать от грязи капитанские сапоги. Солдаты с носилками замерли в непонимании.

На дворе стояла ранняя осень, но в суровом таежном крае было уже достаточно холодно. От холодной воды у Ильяса коченели руки, он не знал, как и что сказать землякам, которые уперлись сначала восхищенными, а затем порицающими взглядами в его спину.

– Идите, пожалуйста, не надо на меня смотреть, – обернувшись, промолвил он уважительно на родном языке.

Двое солдат с носилками молча пошли дальше.

– Не мужчина ты, Ильяс, совсем не мужчина, – сказал тоже на родном языке молчавший все это время второй молодой солдат с носилками.

И здесь произошло неожиданное. Внешне спокойный ефрейтор Хайбендинов резко поднялся, бросил капитанские сапоги, подбежал к солдату с носилками и стал неистово избивать его у всех на глазах, крича что-то не по-русски. Когда Ильяса оторвали от жертвы, он еще долго не мог успокоиться, продолжая эмоционально что-то выкрикивать и материться уже на русском. После проведения экзекуции над соплеменником ефрейтор Хайбендинов спокойно и понуро вернулся к ручью и продолжил мытье капитанских сапог. Несколько бойцов более позднего призыва, чем избитый, наблюдавшие за происходящим издалека, занялись жертвой ефрейтора. Они подняли его из лужи, пинками и пощечинами привели в чувства, дали лопату и отправили работать на самый дальний участок строительства. Никому не хотелось, чтобы эта жертва своим внешним видом и гематомами на лице, оставленными сапогами ефрейтора, дала повод всевозможным офицерам и просто стукачам задавать глупые вопросы и делать неправильные выводы. В Советской армии отношения между военнослужащими строились исключительно на принципах дружбы, взаимовыручки, боевого товарищества и пролетарского интернационализма.