Сергей Смирнов - 1+4. Одна правдивая история и четыре байки

Пухлый майор немного насупился. До беседы со своим бывшим однокашником он не предполагал встретить настолько политически грамотного офицера где-то в тайге.

– Саш, пойми, у тебя есть шанс подняться. Получить звание, перейти на кабинетную работу, или чего ты там еще для себя желаешь?

– Серег, у меня еще и очень большой шанс есть залететь так, что во всех железнодорожных войсках и на протяжении всей Байкало-Амурской магистрали на многие годы мои имя и фамилия станут синонимами к таким словам, как «косяк», «залет» и «облажаться».

– Ну, хоть чем-то прославишься. А то просто сгниешь в тайге безымянным «пятнадцатилетним капитаном», – майор опять улыбался, но это уже был удар ниже пояса. – Если ты за это дело не возьмешься, то обязательно будет кто-нибудь другой, кому и все лавры достанутся, а ты все равно будешь на этом ударном прорыве работать, только не главным, а на подхвате. Так что если кто-то другой задачу выполнит, то ему почет, уважение, карьера и все остальное, а тебе в лучшем случае – спасибо, благодарность и добро пожаловать обратно в свою роту и тайгу.

– Ну а если этот кто-то другой облажается?

– Ну, тогда, как обычно, виноваты все. У нас, как ты знаешь, групповые наказания запрещены уставом, но принципы воспитания в коллективе и через коллектив никто никогда не отменял с тех самых пор, когда Макаренко их придумал. Сам знаешь, как это работает. Так что, как обычно, дознание по залету ведется со всем личным составом, а решение принимается по каждому персонально. Но в твоем конкретном случае решение, если твой предполагаемый начальник прорыва облажается, будет очень не очень. Тебе наверняка и Ахметова вспомнят, и, может, еще чего, чего даже я не знаю или знаю, но молчу.

Кольцов задумался. Получалось, как ни крути, но попал капитан «аж по самое не хочу». Вроде и не залетал он, вроде и рота в передовики трудового фронта вырываться стала, а вот на тебе – судьба. Служил бы себе спокойно, глядишь, на следующее 23 февраля майора получил, снова рапорт под это дело в академию подал. Изменил бы свою жизнь в лучшую сторону. А тут ничего не случилось, а залет – вот он, уже на горизонте, четко нарисовался. Хотя почему залет? А чем он хуже других рвачей? А может, это вообще его шанс на новую жизнь? Кольцов всегда считал себя реалистом, но стоя рядом с этим пухлым майором-однокашником, внутри него что-то шевельнулось. А шевельнулась обычная зависть. Чем он хуже этого толстого майора? Он все знает о строительстве, он отлично управляется с личным составом. Да пошел он, этот Сергей-майор, хоть они и однокашники, но Саша его сделает и жить будет лучше него.

– Сколько людей и техники дадите?

– Вот, теперь я слышу слова не мальчика, но мужа. Молодец, Саш.

– Пошли в теплушку чай пить, там все и обсудим. У меня писарь отличный чай заваривает. Подполковник, как я понял, далеко уже ушел по насыпи, так что подожди, я сейчас за ним бойца отправлю на чай пригласить – и пойдем.

В теплушке разговор двух политработников-инженеров плавно перетек от психологических баталий в русло технического совещания. Ситко доходчиво объяснил своему коллеге, что «прорыв» – это термин, придуманный политотделом для начальства. На самом деле план состоит в том, чтобы стянуть малозадействованные подразделения железнодорожных войск на участок Кольцова. Обеспечить его роту самой современной строительной техникой, полученной от японцев, и до наступления нового года этими силами ввести в эксплуатацию упомянутый участок. Но при всем при этом официально на участке будет работать только рота Кольцова с некоторыми прикомандированными подразделениями. Но состав и количество этих подразделений ни в каких сводках и рапортах указываться не будет. Технику тоже нигде не отразят, за исключением путеукладчика, конечно. Его скрыть невозможно, не так уж много подобных агрегатов на БАМе работает. Стране нужен трудовой подвиг, и руководство приняло решение его совершить, используя обрисованный Ситко план. Чуть позже к разговору присоединился подполковник. Он недвусмысленно дал понять Кольцову, что собирается контролировать каждый его шаг и действие. В общем, совет в теплушке закончился положительно. Решение было принято, роли распределены, задачи нарезаны.

Когда начальство убыло, Кольцов пустился во всевозможные политические и технические размышления. Он рассуждал так: если над этим вопросом пыхтят и замполит, и командир батальона, то наверняка их цель состоит в том, чтобы забрать весь жар чужими руками. В принципе, это и понятно, что везде нужен козел отпущения. Кольцов хоть и не имел желания выступить в роли упомянутого животного, но выбора у него на сегодняшний день особо не было. Он уже дал свое устное согласие на участие в афере. Ну что он может реально потерять? В принципе, учитывая его сегодняшнее состояние, скорее всего, ничего. Звание капитана у него уже есть, партбилет в кармане, должность командира роты у него тоже отобрать будет очень трудно, если, конечно, из армии не попрут. Ну а за что его могут попереть из армии, ну взял он на себя повышенные обязательства, ну не справился, и что? Да, конечно, позор, порицание, может, даже выговор по партийной линии, но приказов, распоряжений и уставов он не нарушил, так что и выгонять-то особо не за что.

А если все и правда получится, тогда, конечно, майор и подполковник будут орать на каждом углу, что это они все сделали, их заслуга. Тем не менее во всех сводках по строительству будет проходить отдельная рота капитана Кольцова, да и повышенные обязательства формально на себя взял он, а не подполковник с майором. Эти начальники обязательно свое получат в большей степени, чем он, но его тоже никто забыть не должен. А ему пока много и не надо, нужно лишь следующее звание и академия, потом он уж постарается не опустить лицо в грязь. Главное – получить шанс, и эта авантюра была очень неплохим шансом для него. С этой позитивной мыслью капитан отошел ко сну. Ильяс, найдя своего командира спящим в одежде, раздел его осторожно, постелил постель, а сам, тихо замурлыкав какую-то национальную мелодию, улегся на матрасе в прихожей.

Осеннее утро в этом забытом всеми уголке нашей необъятной Родины было слегка морозным. В утреннем воздухе перемешивались ароматы хвои, прелых листьев, костра и той незабываемой таежной свежести, которую можно почувствовать только на Дальнем Востоке России. На разводе всему личному составу было объявлено, что, выполняя постановления партии и правительства, а также следуя решениям, принятым на последнем пленуме ЦК КПСС, подразделение решило принять на себя повышенные обязательства и закончить участок стальной магистрали до наступления нового года. Личный состав, состоявший на девяносто процентов из граждан союзных республик, дружно, по-уставному выдал троекратное ура. Но уверенности по поводу того, из-за чего произошел этот дозволенный уставом всплеск армейских эмоций, не было у большинства личного состава, стоявшего в строю. Все-таки русский язык для многих из них был великим, но не родным наречием.