Сергей Смирнов - 1+4. Одна правдивая история и четыре байки

Вернувшись на строительство, подполковник вызвал к себе капитана и официально ему заявил:

– Технику вы, товарищ капитан, получите для выполнения взятых обязательств.

– А со сломанной что делать? Она же совсем новая. Там только кое-что поменять надо или просто на ремонт поставить на пару дней.

– А со сломанной поступайте в соответствии с инструкциями и правилами, утвержденными командованием.

– Списывать, что ли??? Так она ж почти нулевая, – Кольцов и правда удивился такому заявлению. Он все еще полагал, что подполковник шутит.

– Ну, если нам это диктуют правила и нормы, то нам придется соответствовать, – без всяких эмоций ответил начальник.

Подполковник решил не поднимать нервы Кольцову, как это сделали с ним в штабе. У капитана и так забот невпроворот было на тот момент.

И действительно, на строительство через несколько дней стали приходить новые машины. И пошло-поехало. Сломался гидравлический насос на японском грейдере – на тебе новый грейдер. Полетела карданная крестовина на самосвале – на тебе новый самосвал. Полетел стартовый двигатель на бульдозере – на тебе новый бульдозер. А что делать? Японских запчастей, а уж тем более японских механиков – нет. Вот такова экономика страны развитого социализма в действии. Зато никакие нормы, инструкции и правила, утвержденные командованием, нарушены не были.

Время близилось к новому году, темпы и показатели на строительстве в целом соответствовали взятым обязательствам. Кольцов выжимал последние соки из личного состава, подполковник выжимал соки из Кольцова и Ситко, ну а командование выжимало соки из всех. Все это, как ни странно, дало свои положительные результаты: участок был закончен почти на десять дней раньше заявленного срока. После чего началось самое интересное, называемое госприемкой.

Сначала приехали представители БАМовской службы эксплуатации. Потом представители Министерства путей сообщений и уж в конце представители комиссии Совета Министров СССР по строительству и освоению БАМа. Все делали замечания по недочетам, которые незамедлительно устранялись, но в целом все оставались довольны работой военных железнодорожников. Случилось так, что за ударный труд подполковника, который представлял объект всем комиссиям, представили к званию Героя Социалистического Труда. Раздосадованные военная номенклатура из окружного управления железнодорожных войск и придворные офицеры из штаба округа в один голос завопили: «Как это так, без их ведома их подчиненному звание Героя присваивают? Надо срочно проверить, что это за батальон такой и что это за рота такая, которая так ударно трудилась на благо процветания социалистической Родины, что за командир такой, который в мирное время целым Героем стал». И закрутилась военно-проверочная карусель. Подполковник заметался, ведь кольцовская рота по численности приданного личного состава и техники превосходила пару строительных батальонов. Так что на самом деле хоть ударным трудом формально руководил всего-навсего ротный капитан, но работа была выполнена почти полком. Надо было немедленно скрыть улики аферы. С документами все было просто: их переписала за одну ночь команда писарей, собранных со всего батальона. Этих писарей по окончании работ срочно поощрили внеочередным отпуском и отправили на родину, дабы они случайно не попались на глаза проверяющим. Приданный личный состав в экстренном порядке вернули в свои подразделения. Технику формально убрали из всех ведомостей и инвентаризационных реестров, но что было делать с реальными самосвалами, тракторами и экскаваторами, куда их спрятать или отдать, не знал никто. Подполковник, майор и капитан совместно ломали головы по поводу этой проблемы.

– А как мы все красиво устроили, и ведь все, в принципе, может пройти на ура, – не скрывал своей радости и одновременно разочарования Ситко.

– Ага, как же, пройдет оно «на ура», когда генерал спросит, откуда у вас, товарищи офицеры, столько японцев на площадке. Тут у вас, судя по всему, не рота и даже не героический железнодорожный батальон, а целая строительная армия прорыв устроила? – Кольцов был полон сарказма.

– Ладно, а вдруг не спросит, может, не пойдет он на площадку с техникой; посмотрит полотно, насыпь… ну а потом мы его сразу на походный обед с последствиями – и все, проехали.

Ситко придерживался традиционной тактики организации проверок в армии. На самом деле эта тактика была успешной на 70—80%, что, в принципе, было уже не плохо, но оставались те самые 20—30% проверяющих, которые не вписывались в данную схему.

– Вот что я вам скажу, молодежь, – оторвавшись от хайбендиновского знаменитого чая и находясь все еще в раздумьях, пробормотал подполковник, – по всем бумагам на сегодняшний день выходит, что лишней техники у нас нет. В штабе я тоже договорился. Там всю нашу технику из ведомостей убрали. Оно и понятно. Ведь тем, кто нам поставлял строительное оборудование, не выгодно афишировать, что они на самом деле покрывали большую аферу на строительстве.

– Какую такую аферу, товарищ подполковник? Мы ночами не спали, из сил выбились, все сделали на благо Родины, и наши трудовые достижения являются явным тому доказательством, – Ситко был недоволен, что его начальник назвал вещи своими именами.

– Ситко, заткнись, не забывай, что тебе тоже премия Ленинского комсомола корячится. Так что если пролетим с нашими наградами, то уж точно намного эффектнее, чем фанера над Парижем.

Никто и никогда не видел, как на самом деле летает фанера над Парижем, эффектно это или нет. И вообще, скорее всего, таких полетов, даже экспериментальных, никогда не проводилось. Это выражение хоть и относится некоторым боком к столице Франции, тем не менее имеет истинно русское происхождение. Ну какой еще народ в этом мире сможет совместить несовместимое: фанеру и Париж. А мы можем не только их совместить, но и создать в нашем воображении образ квадратного куска многослойного клееного деревянного шпона, летящего и вращающегося в воздухе по заданной траектории, огибая Эйфелеву башню. Наверняка многим хотелось бы все-таки увидеть, как летает квадратный кусок фанеры над столицей Франции, но никому и никогда не хочется быть на месте этого самого куска отделочного материала.

Подполковник был груб с замполитом, но грубость эта была оправданной. Надо было принимать решение, что делать с техникой, а не мечтать и не прикрываться агитационными лозунгами.

– Я так полагаю: если техники по всем документам нет, то ее не должно быть и в действительности, – сделал свое заключение подполковник.

– Ну и куда мы ее денем? Это не бойцы, которых погрузил в машину с палатками и отправил в места постоянной дислокации их подразделений. И это не ведомости, которые, если не нужны, то просто взял и сжег. Это железо, хрен знает, сколько тонн, от него так просто не избавиться, – обиженный Ситко вступил в перепалку с подполковником.