Ольга Эрлер - Птолемей и Таис. История другой любви. Книга вторая

Александр согласился с предложением союзников. Стовратные Фивы, город Диониса, родина прародителя Александра Геракла и любимого поэта Пиндара, место десятилетнего заложничества его юного отца, не существовали больше на земле. Это не укладывалось в голове! Эллада была замирена, но, Земля и боги, какой ценой!

Когда беженцы достигли Афин и поведали об ужасных подробностях падения Фив, афинян парализовал шок. Даже Панафинейские игры, главное религиозное и общественное событие города, святая святых, прекратились сами собой. Александр требовал от Афин выдачи десяти главнейших политиков-подстрекателей во главе с Демосфеном. Демад и Фокион, как известные приверженцы мира с Александром, взяли на себя нелегкую миссию умолять царя сменить гнев не милость. Говорили, что Демад даже получил взятку от Демосфена.

Фокион сам предложил Таис поехать с ним.

Афинянка не меньше других была поражена происшедшим. Македонцы сравняли Фивы – жемчужину Эллады – с землей! Они, эти чудовища, варвары! Патриотическая часть ее души ненавидела их, другая пыталась объективно разобраться, кто, кроме македонцев, оказались повинны в случившемся.

Рано утром посольство тронулось в путь по фиванской дороге. Интересно, как теперь будут называть эту дорогу, когда Фив больше нет? Бывшая фиванская или дорога к фиванским руинам? 24 24 Фивы восстановились за несколько лет. Всю дорогу обсуждали тактику переговоров с Александром, но Таис не могла ничего слышать. Она вообще, кажется, за всю дорогу не проронила ни слова. На полпути Демосфен потерял решимость отчаяния и повернул назад. Таис даже не позлорадствовала в душе над этим.

Подъезжая к лагерю, встречали разъезды. Что-то переменилось в атмосфере: не стало слышно птиц, в воздухе, наполненном запахом пыли и пепелища, стояло ощущение тревоги.

Таис издалека увидела Александра – в форме, в окружении офицеров. Его лицо полностью скрывал шлем. Царю доложили о прибытии посольства; он обернулся и издали наблюдал, как Фокион и другие дипломаты шли к нему. Таис осталась одиноко стоять и чувствовала себя неуютно и не к месту. Не дожидаясь, пока афиняне приблизятся к нему, Александр повернулся и скрылся в своем шатре. К послам подошел посланный им Филота. Таис показалось, что она сделала большую ошибку, приехав сюда, но ее попросил Фокион, значит, ему это было зачем-то нужно.

И она знала, зачем…

Переодевшись с дороги и собравшись с духом, послы направились к Александру. Они нервничали, не ожидая от македонского царя ничего хорошего, так как не выполнили его требования – выдачи для ссылки политиков-подстрекателей. В любом случае, предстояла сложная дипломатическая работа, в этом они не сомневались.

К большому удивлению Таис, через пару часов за ней пришел веселый адъютант с приглашением присоединиться к обедающим.

Дрожащими пальцами, как будто она держала помаду не в правой, а в левой руке, Таис попыталась вернуть рту природный цвет. Вышло криво и вульгарно, и она раздраженно стерла губы. Потом несколько раз глубоко и медленно вздохнула, стараясь успокоиться и подавить волнение. Так ее научили в Эпидавре, но волнение почему-то не уменьшилось. Тогда она прибегла к менее изысканному способу – больно побила себя по щекам, запинаясь и путая слова, помолилась и пошла, ощущая свинцовую тяжесть в ногах. Не пройдя и десяти метров, она потеряла сознание.

Дня три она пролежала в палатке в тяжелом состоянии, в жару и затуманенном сознании. А большинство времени – во сне. Потом загадочная болезнь прошла так же неожиданно, как и появилась. К этому времени основные части армии македонцев уже давно повернули свои знамена на север и прошли Фермопиллы. Остались ограниченные контингенты, гарнизоны, и… Птолемей.

На следующий день Таис с Птолемеем решили на пару дней отправиться в Дельфы – место обитания солнечного бога Аполлона. Предание называло Дельфы красивейшим уголком земли, и оно не преувеличивало. Очарование окрестных гор и снежного Парнаса, шумных водопадов и бездонного неба с парящими орлами Зевса, яркие краски ранней осени, таинственность и торжественность священного расписного города произвели на Таис неизгладимое впечатление. Они с одинаковым недоверием осматривали дельфийскую оливу, которой было якобы много сотен лет, с одинаковым энтузиазмом совершили священное омовение водой ручья, который якобы дарует вечное здоровье, молодость и красоту, с одинаково горящими глазами читали знаменитые изречения семи афинских мудрецов, заговорщически переглянулись и усмехнулись, прочтя: «Большинство – плохие».

Выше стадиона лежал крохотный лесок, в котором они наткнулись на небольшую пещеру. Птолемей, с простодушием маленького пастушка, прокомментировал этот факт: «Пещера», – и полез туда в надежде найти летучих мышей. Их там не оказалось, и он вылез, весь перепачканный, весело посмотрел на поднятые брови Таис, отряхнулся и задорно кивнул: «Видала дурака?» За лесом, выше по склону, у подножья отвесной розовой скалы, они нашли залитую солнцем поляну. Птолемей растянулся на пожелтевшей траве и рассматривал букашек. Стрекозы огромных размеров шелестели крыльями, недружным хором трещали цикады, вообще, трава жила своей шумной и неугомонной жизнью – все в ней шуршало и свистело. Солнце припекало, когда Таис и Птолемей мирно изучали мир трав и их обитателей. Все казалось таким нереальным! Таис заметила спускающаяся по стволу белка с растрепанной шишкой во рту. Она даже вскрикнула от неожиданности: «Белка!»

На этот раз поднял брови Птолемей:

– Что ж ты так кричишь, она же испугается…

– Ты видел, какую она огромную шишку держала, чуть не больше себя, – все еще возбужденно, но уже шепотом продолжала она.

– Ты белок никогда не видела? – подыгрывая ей, шепотом, с преувеличенным удивлением поинтересовался он.

– Я рада, что мы сюда приехали, – улыбнулась Таис.

– И страшно жаль, что завтра мне надо возвращаться. Я не могу остаться дольше. Александр убьет меня. Невероятное счастье, что он вообще позволил мне задержаться, – вздохнул Птолемей. – Спасибо, что ты подарила мне эти два прекрасных дня…

И на Таис посещение священных Дельф подействовало магическим образом. Она стала такой, какой была прежде. Все дивились перемене, происшедшей в ней. Она была одержима идеей жить как можно счастливее, шла с раскрытой душой навстречу каждому, согревала заботами и вниманием своих друзей. Лучшие граждане Афин почитали за честь бывать в ее доме, где царила гармония, душевность, атмосфера творчества и работы мысли. Как-то Геро заметила ей:

– Улыбка приросла к тебе и застыла, как у древних кор. 25 25 Женская статуя.

– Теперь нас обеих можно сравнивать с корами; тебя за облик, меня за улыбку, – ответила Таис.